– Здесь, думаешь, и оставим?
– Так не таскать же? Кладбище-то под боком. Убирай в любую могилу.
Вопросы задавали разными голосами. Отвечал один, густым баском. Этот его и сшиб, понял Алексей. Он попытался прислушаться к другим разговорам, что вдалеке. Но там говорили тихо, да и в ушах у него от сильной боли в голове, словно ваты понапихали.
Что с ним сейчас сделают? Неужели убьют? Неужели это все? И дальше пустота, ничто?
Рано по себе заупокойные запевать. Пока жив – надо жить! Руки связаны. А ноги? Алексей постарался незаметно пошевелить одной ногой.
– Гляди-ка, задергался. Живой, значит.
– Подымай его.
Чьи-то сильные руки грубо подхватили Алексея и поставили на ноги. Он попытался снова свалиться. Притворяться было легко – ноги действительно слушались плохо. Упасть не дали.
– Ну не придуривайся, – сказал тот же густой голос. Чем-то жестким сунули под ребра. Больно и обидно.
– Глазки, глазки открывай, просыпайся, – елейно-издевательским голосом прогнусавили у самого уха и потом уже нормальным, – повторить, что ли?
Алексей не без труда поднял ставшие странно тяжелыми веки. Тусклый синий свет высвечивал фигуру плотного, приземистого мужчины средних лет. Большой, квадратный козырек фуражки скрывал почти все его лицо. Была видна только тяжелая бульдожья челюсть и удивительно не подходившие ей тонкие ехидные губы с тонкой ниточкой темных усов. Подошел другой человек. В полумраке угадывались высокая стройная фигура, затянутая ремнями амуниции, тускло мерцающее серебро позументов на воротнике мундира.
По бокам Алексея стояли еще двое. Они не столько держали, сколько поддерживали. Правда, он уже понемногу начал приходить в себя, но если уж держат, почему не опереться. Тот, что стоял в тени, шагнул вперед.
– Эй, кто там, посветите еще сюда, – негромко, но властно приказал он. Плотный услужливо сдвинул синее стекло на фонаре. Яркий свет полоснул по глазам Алексея. Вспышка осветила и лицо человека. Такое же, как на фреске. Только живое. Барковский?! Сам?!
– Кравец? – резко сказал Барковский. – Вы в своем уме?!
Он быстро выхватил у своего подчиненного фонарь и выключил его.
– Не ожидал от вас. Зачем же понимать так буквально. Достаточно и синего цвета. Тем более для того, кто скоро покинет нас… навсегда. Имение не так далеко. Свет могут увидеть. Вы же не хотите, чтобы и сюда пришли незваные гости?
– Виноват, – вытянулся Кравец. Чувствовалось, что ему досадно за свою ошибку.
– На каком языке предпочитает пан говорить? Пока еще есть у него такая возможность, – с легкой иронией обратился к Алексею Барковский. – Надеюсь, что не заставите вытягивать из вас ответы? У нас в запасе всего минут десять-двенадцать. А надо так много узнать друг о друге.