Впервые за всю свою жизнь Андреа Уолшэм растерялась. У нее не оказалось запасного варианта. Конечно, она могла бы выйти из игры, зная, что рано или поздно получит солидное наследство. Но что, если Кенвуд уже подменил картину? Раскрыть его означало раскрыть себя. Отказаться от картины – потерять огромные деньги.
После странного звонка от человека, представившегося сотрудником Эдинбургского музея Айзеком Гринфельдом, она запаниковала. Гринфельд сказал, что по имеющейся у него информации в особняке обнаружилась картина одного из известнейших художников, и попросил о встрече. Андреа стоило немалых трудов убедить его отложить встречу до следующей недели. И сейчас она мчалась к Малкольму Кенвуду.
– Я уверен, что они попытаются заменить картину в ближайшие два дня, – в десятый, должно быть, раз повторил Брайан.
– И что ты предлагаешь? Залечь в кустах и установить наблюдение за домом? – Риторические вопросы Констанс тоже не отличались разнообразием.
– Есть у меня одна мыслишка… – неуверенно протянул Брайан. – Я, пожалуй, попробую ее реализовать, а ты составь список картин, авторство которых не установлено или вызывает сомнение.
Вечером Констанс, как обычно, заглянула к Сибилле, общение с которой с каждым разом становилось все более дружеским. Вернувшись в отель, она обнаружила Брайана у телевизора. Его любимый «Вест Хэм юнайтед» играл в Манчестере и уже после первого тайма проигрывал два мяча.
– У нас есть еще сорок пять минут, – храбрился Брайан. О важности матча свидетельствовали две пустые бутылки пива и улетевшие в угол носки. – Мы еще покажем этим выскочкам!
Понаблюдав за ним некоторое время, Констанс удалилась на кухню. В ее семье футбол не входил даже в первую пятерку приоритетных зрелищ. Отец всегда смотрел фильмы о войне, мать обожала мелодрамы, а Джеффри и Кэрри не пропускали ни одной комедии.
Приготовив легкий ужин, она подошла к Брайану сзади и обняла его за плечи. Последние пять минут они болели вместе, и к финальному свистку Констанс уже села ему на колени. «Вест Хэму» удалось отыграть один гол. – Это наша моральная победа, – доказывал Брайан. – Во втором тайме мы их просто смяли. Кстати, не пора ли перекусить?
– Обед подождет, – промурлыкала Констанс, расстегивая пуговицы на его рубашке. – У нас есть более важные дела. Надо же отметить моральную победу.
– Ты абсолютно права, – согласился он и потянулся к «молнии» на ее юбке.
Они занимались любовью сначала на диване, где можно было только сидеть, потом на полу, где можно было только лежать, и, наконец, в душе, где можно было только стоять. Констанс никогда не думала, что может испытывать такие ощущения. Тело ее, как будто превратилось в волшебный музыкальный инструмент, который то плакал, подобно скрипке, то гремел, как гобой, то пел хрипловатым голосом саксофона. Желание то накатывало бурной океанской волной, которая подхватывали ее и несла, несла, несла все выше и выше, за облака, туда, где не было ничего, кроме чистейшего восторга, то уходило, мягко и осторожно относя ее на песчаный берег, где ждало недолгое забвение.