Истинные арийцы, они начали учиться и изменяться, буквально не успев войти в Рим. Оказалось: соблазн не только в богатствах, скопленных за века государственного разбоя. Не только в теплой, не знающей снега земле, покрытой апельсиновыми рощами. Соблазн таится в самих здешних людях: в их мозгах, поведении, в их отношении ко всему сущему.
Память народов сохранила, как вандалы срывали с храмов позолоченную черепицу, спутав ее с настоящим листовым золотом, как их вождь Аларих запустил копьем в мраморную статую и на всякий случай убежал от гигантского, в два человеческих роста, белого воина, недрогнувшего от удара.
Но вот готы и потом лангобарды захватили Италию. Вломились в дома и храмы, вытащили на улицы, прямо в грязь, награбленное за века. С шумом поделили, тыкая немытыми пальцами, обгрызая траур под ногтями. Захватили клин южной, теплой земли, навсегда избавляясь от голода, с гарантиями, на века. И… что?
Империя рухнула, но живет ее наследие. Громадные каменные города как-то интереснее деревушек. Письменность и библиотеки, школы, споры философов как-то увлекательнее пирушек соплеменных воинов. Каменные храмы не просто громадны… В них поклоняются странному Богу, совсем не похожему на Одина или Тора. Этот Бог почему-то не нуждается в жертвоприношениях и одинаково любит людей всех племен. Он мог бы легко разметать все вражеские армии одним дуновением своим, но почему-то дикие грязные варвары тоже чем-то ему дороги. Мало великолепных дорог, каменных городов с фонтанами и водопроводом! Даже в нищенских деревушках бывшей Римской империи живут люди, для которых свобода — вовсе не светлый идеал и не мечта, а повседневная реальность. Эти люди даже крепостными становятся не всей деревней, а каждый сам по себе. И живут не в рядах клана, рода и войска. Они совсем одни, каждый сам по себе, стоят перед государством, мирозданием, историей, царем, военачальником, их непонятным, невидимым Богом.
Победителю римлян, их завоевателю и покорителю, почему-то тоже хочется особой жизни личности вне рода и племени. Почему?! Он и сам не может объяснить. Он несет эту потребность в себе. Чем сильнее внутренняя потребность быть лично свободным, выломиться из толпы общинников, завернутых в медвежьи шкуры, тем сильнее и могучий зов Рима. Даже германские племена различались тем, насколько силен для них становился этот «зов». Вандалы вошли в историю не очень почетным словом «вандализм». Готы тоже вошли в историю — но через «готический стиль» в архитектуре и в искусстве.
Завоевывали империю вовсе не одни германцы. Гунны оказались даже покруче, посвирепее. Они создали державу более крупную и сильную, чем любое германское княжество. Германские князья служили им. Но не возникло гуннского стиля в архитектуре. Не стали гунны родоначальниками новых народов, создателями новых алфавитов, архитектурных стилей и империй.