К тому же пусть черты лица у нее правильные — но да будет сразу видно, что женщина эта неграмотная, совершенно необразованная, дикая. И пусть черты лица явственно показывают постоянное, ставшее привычным утомление. Много лет, еще с раннего детства, она без перерыва делала работу менее тяжелую, чем мужская, — но работу непрерывную, нескончаемую, неостановимую никогда, ни при каких обстоятельствах. Всю свою жизнь, каждый день она вставала до света, раздувала угли или разводила новый огонь, шла за водой и на открытом огне готовила для всей своей семьи. А пока не надо готовить — пряла, сучила, ткала, шила, стирала. Раз за разом. Каждый день. Дома и в походе. В любую погоду и при любом состоянии здоровья, в том числе и за считанные часы до рождения очередного ребенка. Без праздников или выходных. Жизнь в нескончаемом труде.
Живот у дамы сильно выпирает. Пусть ни у кого не возникнет и тени сомнения, что она беременна месяце на седьмом-восьмом! На руках у нее ребенок чуть старше года. За юбку рубахи держится создание лет трех. Из арбы, едва видный за грудами барахла, высовывается еще ребенок лет шести-семи, девочка. В руке у нее какой-то деревянный обрубок с торчащими ручками-ножками — кошмарная кукла бронзового века. За арбой стоит девочка лет десяти, у нее уже нет никакой такой куклы: уже большая, помощница мамы; ей уже года два как не до кукол.
Между мамой и папой — мальчик лет двенадцати. Такая же сторожкая, пригнувшаяся фигура, такой же взгляд из-под руки. Только рука сразу вцепилась в копье да на лице — жгучий интерес к происходящему: мальчик еще не наигрался, еще не стерлась до конца разница между игрушечным и настоящим копьем, игрой и настоящим приключением.
Дети одеты в такие же рубашки, как у взрослых, у девочек — длинные косы. Пусть их рожицы будут чумазыми — ведь играют они возле костров, а девочки помогают маме тоже у открытого огня.
Вся семья смотрит в ту же сторону, что и отец. Что привлекло внимание этих людей? Почему старшие дети выбрались из арбы? Хотят ли они остановиться и отдохнуть? Усмотрели ли опасность вдали? Пусть об этом думает зритель: тот, кто приедет к священному для нас месту, и увидит этот памятник. Пусть памятник поставят на возвышенном месте, на старой степной дороге — чтобы всякий прохожий и проезжий не мог бы его миновать. Пусть всякий паломник и всякий турист сможет увидеть памятник — семью ариев на священном, древнем месте, там, где продолжался из леса в степь их великий, невероятный, сказочный путь.
Путник сможет выйти из машины или автобуса, размять ноги, подойти к памятнику поближе. Пусть он высится на фоне степного неба — выцветшего от летней жары, ярко-синего осенью или с зимними разводами туч. Пусть свистит ветер в бронзовых изваяниях в натуральную величину. А на бронзовой доске должны быть краткие, простые слова. Никаких лишних украс! Не надо вредного словоблудия, пустого возвеличивания предков. Самые простые слова, всего три слова, отражающие правду и только правду: