- Зал с портретами и стеклянными витринами. Попытайтесь вспомнить.
- Думаете, во сне отпечаталось нечто реальное, из прошлого?
- Почти уверен. Вас мучает какое то воспоминание. Подумайте, какая может быть связь между доносом Гречко, музеем и Кобой?
- Вожди новых масс… Самых глубочайших низов человечества, - чуть слышно пробормотал Михаил Владимирович. - Вена, зима тринадцатого года. Впрочем, нет, ерунда.
- Вовсе не ерунда. Коба был в Вене в январе-феврале тринадцатого, писал там эссе по национальному вопросу.
- Что, правда? Валя, вы не шутите? Господи, я так надеялся, что ошибаюсь, так надеялся…
- Можете спросить у кого угодно, это не секрет. «Марксизм и национальный вопрос», так, кажется, называется его опус. Между прочим, именно под ним он впервые подписался «К. Сталин». Коба Сталин. Потом уж он стал использовать свое настоящее имя, Иосиф.
- Почему он писал труд по национальному вопросу именно в Вене?
- Ну, по официальной версии, ему требовалось ознакомиться с работами немецких и австрийских социал демократов.
- Разве он читает по немецки?
- Не знаю. Думаю, да. Он прожил в Вене почти два месяца. Любопытно, как удалось ему пересечь границу, будучи вне закона, в розыске, без документов? Зачем понадобилась такая рискованная дорогостоящая поездка, если большинство работ немецких и австрийских социал демократов были доступны в России? Можете себе представить Кобу в венской библиотеке? Впрочем, вы видели его в другом месте. В музее. Еще экзотичней. Что за музей? Каким ветром его туда занесло? - Валя откинулся на спинку стула, прикрыл глаза.
Михаил Владимирович машинально сжевал кусок хлеба, глотнул остывшего мятного чаю, глухо откашлялся.
- Хофбург. Хранилище королевских сокровищ, кажется. Почерневший кусок металла за стеклом - копье Лонгина. В Евангелии от Иоанна: «…один из воинов копьем пронзил Ему ребра, и тотчас истекла кровь и вода».
- То самое копье? - Валя открыл глаза, встрепенулся. - Бывший семинарист Коба вполне мог полюбопытствовать. Ну, а кто второй?
Чайник вскипел. Михаил Владимирович встал, аккуратно вылил суп в кастрюльку, наполнил теплой водой рукомойник, принялся мыть посуду.
- Давайте уж я, вам нужно беречь руки, - сказал Валя.
Профессор как будто не услышал, машинально тер тарелку мокрой тряпочкой. Память наконец сжалилась. Он сумел восстановить из обрывков всю сцену.
Он, Эрни и Хот вошли в зал. Кроме двух молодых людей у дальней витрины, посетителей не было. Музей скоро закрывался. «Простите, на минуту я вас покину», - сказал Хот.
Они с Эрни стали разглядывать какие то короны и копье. Хот быстро направился к молодым людям, поговорил с ними, потрепал каждого по плечу. Вернулся и с мягкой мечтательной улыбкой произнес: «Наши мальчики. Поэт и художник. Вожди новых масс…»