- Изволите ли слышать? А ведь вроде не глупая женщина.
- Надя, что ты несешь? - встряла Мария Ильинична. - Пожалуйста, будь так добра, оставь Пушкина в покое.
- Нет, вот уж дуру из меня делать не нужно, - щеки Крупской стали медленно багроветь, - я отлично понимаю, что ребята больше интересуются рыбкой, чем моралью, но сказка запоминается на всю жизнь и позднее входит в ряд факторов, влияющих на поведение человека. Мы обязаны перевоспитывать массы. Литература должна стать молотом в великой коммунистической кузнице, в которой куется новый человек. Вы, Михаил Владимирович, не согласны со мной?
- Не согласен.
- Почему же?
- Да хотя бы потому, что куют железо, а человек живой. Если по нему бить молотом, он не перевоспитается, он просто погибнет сразу.
- Не надо передергивать, вы прекрасно понимаете, что молот - это только метафора, я говорю о педагогике.
- Пе да го ог, - басом пропела Мария Ильинична и покачала головой.
- Да, представь, Маша, я педагог! Я беру на себя труд заботиться о будущем, о подрастающем поколении, о тех, кто придет нам на смену. Я считаю, что наши лучшие писатели должны создать современную сказку, до конца коммунистическую по содержанию.
- Кто ж ее читать станет, эту твою сказку молот? - хохотнув, спросила Мария Ильинична.
- Если принять нужные меры, читать станут все, как миленькие. Ты, Маша, вместо того, чтобы язвить, принесла бы варенья. Оно уж остыло, наверное, - Крупская обиженно засопела и посмотрела на Михаила Владимировича, - у нас варенье, крыжовенное, свежее, только сегодня сварили. Я бы сама сходила, но у меня рука неверная.
- Да, Надя, к варенью тебя лучше не подпускать. В прошлый раз ты взялась разложить по банкам и весь тазик перевалила на пол, - сказала Мария Ильинична и быстро ушла в кухню.
- Маша! Ты злая! Я не виновата, что у меня тремор, - крикнула ей вслед Крупская.
Выпуклые, водянисто серые, в розовых прожилках глаза набухли слезами. Она сидела, тяжелая, отечная, красная, то и дело оттягивала трясущимися пальцами ворот темного джемпера, он казался слишком тугим для шеи, раздутой зобом. Базедова болезнь перешла в безнадежную хроническую форму, неопасную для жизни, но мучительную для больной и для ее близких. Товарищ Крупская была обидчива, истерична, плаксива. Впрочем, только дома. При посторонних она держалась молодцом.
Вернулась Мария Ильинична с вазочкой варенья. Вождь заговорил о Тургеневе, признался, что его любимый роман - «Дворянское гнездо», и ударился в воспоминания.
- В некотором роде я тоже помещичье дитя. Живал в дедовской усадьбе. Именье Кокушкино, сорок верст от Казани. Красиво там было. У крутой дорожки, сбегавшей к пруду, росли старые липы, так, знаете, ровным кружком, и получалась беседка. Любил я эту беседку. Любил поваляться в копнах скошенного сена, однако не я его косил. Ел с грядок землянику и малину, которую не я сажал.