— Просто я не хочу, чтобы мне вышибли мозги, вот и все.
В тот же момент я пожалел о сказанном — не потому, что говорить такие вещи было опасно, а потому, что я, похоже, здорово задел Мелфорда: он вдруг сощурился и отвернулся.
— Я уверен, ты прекрасно понимаешь, что далеко не все свои проблемы я решаю посредством насилия, — сказал он. — Насилие — не более чем инструмент. Это как молоток. У него есть свое назначение, как у любого инструмента, и, если применять его по назначению, он просто незаменим. Но если ты станешь с помощью молотка менять ребенку подгузник, ничего хорошего из этого не выйдет. В случае с этими двумя людьми я применил насилие только потому, что считал это необходимым.
— Ну ладно, — согласился я. — Понимаю.
На самом деле я ничего не понимал, и это было слышно по моей интонации.
Мелфорд покачал головой:
— Лемюэл, поверь, я не люблю причинять никому боль. Я делаю это только тогда, когда у меня не остается выбора.
— Но ты все равно мне не скажешь, почему это сделал.
— Скажу, но только после того, как ты объяснишь мне, для чего нужны тюрьмы.
— Послушай, у меня нет сил разгадывать твои загадки. Я просто хочу знать, почему ты это сделал.
— Я очень хочу тебе все объяснить, но пока ты к этому не готов, ничего не получится. Это все равно что растолковывать четырехлетнему ребенку теорию относительности. Возможно, у него есть даже желание понять, но способности пока еще нет.
Первым моим побуждением было выпалить в ответ что-нибудь в свою защиту. Например, что он напрасно считает, будто мой уровень развития не выше, чем у четырехлетнего ребенка. Но я прекрасно понимал, что Мелфорд говорит о другом.
— А пока что, — продолжал Мелфорд, — самое главное — то, что мы с тобой оказались в одной упряжке. И у тебя, мой друг, серьезные проблемы. Как, впрочем, и у меня. В этих краях происходят опасные вещи, и мы с тобой имели неосторожность вляпаться в самую гущу событий.
— Но ведь я-то не имею к этому никакого отношения. Я ни в чем не виноват.
— Разумеется, ты ни в чем не виноват. А если в твой дом попадет молния и он загорится, ты тоже будешь в этом не виноват. Так что же, ты будешь стоять на месте и, оправдываясь, орать на огонь или сделаешь все возможное, чтобы спастись самому и потушить пожар?
На это мне возразить было нечего. Речь Мелфорда прозвучала настолько убедительно, что душа у меня ушла в пятки.
Мелфорд остановился возле китайского ресторана и объявил, что самое время пообедать. Я здорово проголодался, потому что за завтраком почти ничего не съел. Овсянка без масла и молока по вкусу напоминала канцелярский клей, и я был слишком занят разговором с Читрой, чтобы давиться этой дрянью.