Ее звали Читра. Читра Радакришнан. Всю прошлую неделю я то и дело ловил себя на том, что произношу ее имя вслух — лишь потому, что мне нравится его звучание. Звучание это отчасти напоминало ее акцент — мягкий, певучий, лиричный. И она была красавицей, просто потрясающей — гораздо красивее тех женщин, которые, как мне прежде казалось, были в моем вкусе. Это было заметно даже на расстоянии. Высокая, грациозная, с карамельного цвета кожей и черными волосами, собранными на затылке в хвост. Глаза ее отливали кофе с молоком, а длинные пальцы с узкими кончиками были украшены ярко-алым маникюром и тоннами серебряных колец — даже на большом пальце было кольцо. Я никогда такого прежде не видел.
Я был с нею едва знаком, и, с тех пор как она появилась в команде, поговорить нам удалось лишь однажды, но слова, сказанные тогда, прошли сквозь меня, как электрический ток. И все же, сам не знаю почему, появление этой девушки толкнуло меня в головокружительный водоворот безрассудной страсти. В нашей большой группе были и другие женщины — правда, всего несколько, а до них были и еще другие. Причем, если судить беспристрастно, попадались и куда более красивые, но ни в одну из них я почему-то не втюрился.
Волей-неволей в голову приходила мысль о том, что немаловажную роль сыграло иностранное происхождение Читры. Возможно, тот факт, что она была родом из Индии, выделял ее на общем фоне, делал непохожей на других, а потому необыкновенной, исключительной. Возможно, было в Читре и еще кое-что особенное: несмотря на всю необыкновенную красоту, в ней чувствовалась какая-то нескладность, что-то неуловимо неуклюжее — немного неровная походка, особенная манера склонять голову во время разговора, выдававшая одновременно скромность и рассеянность.
Как бы там ни было, но я оказался далеко не единственным ее поклонником. Даже Ронни Нил, который так любил посетовать на необходимость сталкиваться каждый день с «цветными», не мог отвести глаз от Читры. Вот и тогда он встал со своего стула и подошел к ней — запросто.
Он обратился к девушке совершенно непринужденно, не смущаясь и не задумываясь. Я не слышал, о чем они говорят, уловить удалось лишь слова Ронни Нила: «Привет, крошка!», на которые Читра ответила улыбкой, как будто услышала комплимент.
Меня охватило приятное чувство негодования: приятное потому, во-первых, что оно было мне знакомо, а во-вторых, потому, что не имело никакого отношения к убийству, мысль о котором мне удалось затолкать в маленькую аккуратную ячейку где-то глубоко в подсознании. Я отлично понимал, почему Читра нравится Ронни Нилу: ведь она красавица. А ему этого достаточно. Но что приятного могла Читра найти в беседе с таким откровенным придурком, как Ронни, оказалось для меня загадкой. Сама она была человеком совершенно иного склада: об этом свидетельствовали и ее спокойная сдержанность, и скептические взгляды, которые она бросала на Игрока, и исходившая от нее волнами доброта, в то время как Ронни Нил, напротив, славился своим злонравием.