– Тибо Пройдоха сумел бежать во время погрома, а я досталась свирепому Гастингу. Он уже был немолод, этот викинг всей Европы, как называли его. И тем не менее я полюбила его. Он был так мягок и ласков со мной, что я невольно прониклась к нему нежностью.
Мой Гастинг… Мы были счастливы с ним, и я познала рай в его объятиях. Однако брак наш не был освящен в церкви, и я оставалась бесплодной. И тогда, решив, что небо карает нас из-за того, что мы живем во грехе, я умолила Гастинга принять крещение.
Мне не составило это особого труда, ибо Гастинг любил исполнять мои просьбы. Он даже принес омаж[60] королю Эду, и его стали величать графом Шартрским. А потом, к безмерной нашей радости, я наконец забеременела и родила моему норманну двойню крикливых здоровых сыновей. Чего мне было еще желать? Я была счастлива и верила, что избранница небес. Но вскоре Гастинг умер, и не успела я его оплакать, как мой забытый Тибо Пройдоха захватил город и силой вынудил меня стать его женой. А уже в первую брачную ночь я взяла в постель нож. Ибо когда франки захватили город, оба мои сына-близнеца были убиты, и их тела сбросили на копья из окна прямо у меня на глазах. О, Боже мой, Боже мой, помоги мне! Я и сейчас вижу пронзенные, окровавленные тела моих малюток…
Закрыв лицо ладонями, она раскачивалась из стороны в сторону и стонала.
– Матушка… – тихо позвала Эмма. – Матушка Геновева, простите, что я заставила вас все вспомнить. Давайте лучше спать.
Но Геновева резко вскинула голову.
– Больше всего меня осуждали тогда, что после норманна я не пожелала стать супругой благородного франка. Они не думали о моих убитых сыновьях, говорили, что я не вправе была осуждать Тибо, ибо не его приказом убиты маленькие дети Гастинга. Но я не верила.
Тибо сам хотел стать графом Шартрским, и ему не нужны были наследники по мужской линии его предшественника. А тогда, когда я ранила его, меня выпороли плетьми и услали каяться в монастырь Святой Магдалины. Заставляли выполнять всю самую черную работу.
И я смирилась. Это произошло, когда у Тибо отняли город, отдав прежним его хозяевам – епископам и церкви. А пленного Тибо привезли в Святую Магдалину и заключили в подземелье. Привезший его в аббатство епископ Гвальтельм мягко обошелся со мной, запретил меня унижать и даже предложил принять постриг. Для меня тогда это был лучший выход. Я согласилась.
Я вверила свою душу небесам, хотя и не знала, как мне далее жить. Но время врачует любые раны. Мое сердце стало оттаивать, а страдания, что я перенесла, сделали меня чувствительной к чужой боли. Я и раньше увлекалась врачеванием и немало помогала Гастингу, когда ныли его старые раны. А здесь я нашла хорошую библиотеку древних лекарей. Свитки трудов Галена, Гиппократа… Они увлекли меня. Многому я научилась и сама. Теперь же я та, кого в народе кличут Геновевой-целительницей.