— Это не для печати, — демонстративно вспомнил вдруг Колмогоров.
Надя поспешно кивнула, готовая обещать, что угодно, за самую возможность смотреть и слушать. А Куцерь бросил на девушку повторный взгляд, — похоже, он признал мелькавшее на телеэкране лицо.
— Если вы напишете об этом разговоре хоть строчку, — продолжал Колмогоров, опять поразив Надю неожиданной, ничем не оправданной нетерпимостью тона, — вы никогда больше не переступите порог моего театра.
Глубоко уязвленная, она метнулась взглядом между Куцерем и Колмогоровым.
Куцерь подобрался, забыв позу. Казалось, только сейчас лоботряс услышал нечто способное возбудить его воображение.
— Значит так. О премии за май молчим. Само собой. Делаю тебе, вот, при свидетелях, — кивок в сторону журналистки, — предупреждение.
Куцерь скривил губы в неком подобии усмешки.
— Что у него с головой? — спросила Надя среди тягостного молчания. Минуя Виктора как недееспособного участника разговора, она обращалась к Колмогорову.
— Что у тебя с головой? — делано удивился в свою очередь Чалый.
Вопрос, судя по всему, оказался не так прост.
— Да, что у тебя с головой? — подхватил Колмогоров.
— Ударился о штанкет. Нечаянно, — бесцветно произнес Куцерь.
— А за что его премии лишают? — продолжала выпытывать Надя, догадываясь уже, что ее приняли в компанию на роль необходимого по сюжету простака.
— За что тебя премии лишают? — опять удивился Чалый. Усевшись в стороне, у стены, он играл ключами.
Пытливый взгляд показал Наде, что красавец-артист, измученное, словно обескровленное лицо которого напоминало о мраморной бледности Аполлонов и Парисов, не находил в себе силы возмутиться.
— За что вас лишают премии? — спросила Надя как можно мягче.
— За то, что ударился о штанкет, — вмешался неожиданно Новосел. И когда Надя повернулась к нему в расчете на объяснения, небрежно оставил тему: — «Новые ведомости»… — припомнил он. — Послушайте, Надя, это ведь ваша газета в субботнем приложении… это вы опубликовали рассказ… «Психушка»?
— Вы читали? — всплеснула руками Надя, послушно, как чуткий партнер, сменив сразу и ногу, и ритм.
— И так проникся, что счел своим долгом показать газету Вячеславу Владимировичу, — отозвался Новосел, приглашая к разговору и Колмогорова.
— Ну, что вы скажете? — радовалась Надя. — Признайтесь, гениально! Я не знаю там… Бунин, Набоков, Пелевин…
— Кто это написал? Кто такой Зазиркин? — подхватил Генрих.
— Не знаю, не знаю! — возразила Надя. — Открытие.
— И заметьте, как просто! Ни слова лишнего!
— Зазиркин! Здрасте вам: Зазиркин! — весело озиралась Надя. — Господа, я собрала вас, чтобы сообщить пренеприятное известие: к нам прибыл гений. Инкогнито.