Тут и третий, тоже охотник не промах, в разговор вклинивается:
— А меня глухарь укусил! Выскочил из кустов, здоровый такой, зубы тоже здоровые, как тяпнул — кусок мяса отхватил! Я-то с двухстволкой и развернуться не успел. Вот, — закатывает рукав, руку показывает, шрам со столовую ложку. Действительно укусил. — Так я его потом все равно поймал и дома на цепь посадил, вместо собаки, пусть охраняет. Ох, и злющий глухарь попался. Пришлось даже табличку прибить: осторожно, злая собака. Вот он гавкает, слышите? — издалека доносится приглушенный лай. — Так это он и есть, мой глухарь.
Дальше они начинают говорить не по отдельности, а вперемешку и все скопом. Ничего уже не разобрать, кто про что рассказывает.
Чудные люди эти охотники, поди, разбери, когда они правду говорят, а когда неправду. Одни жены, горемычные, их и понимают.
Почему муж с женой чаще, как кошка с собакой, живут, а не в ладу, чтоб все у них тихо и мирно было! Ведь они две половины и предназначено им единым целым быть, жить в единстве и согласии.
Нет, никак не получается. Редко, когда встретится семья, чтоб все у них по-доброму, по-хорошеиу было. Но вдруг и эти — трах-бах — разошлись и разбежались в разные стороны.
А чаще всего, что очень грустно, царит в семье недоброжелательность, непокорность, рукоприкладство и ненависть — открытая или тайная, и вражда.
Вот живут двое, семья, дети давно у них выросли, разлетелись из гнезда. Остались вдвоем, как когда-то начинали жизнь. Сами еще нестарые, считай, вторая молодость наступила. Свой дом у них, сад, огород, машина есть. Что, казалось бы, людям надо? Все есть, дом — полная чаша. Живи и радуйся, купайся в счастье и благополучии, получай, чего в молодости не дополучил! Нет, не выходит. Раз в два-три месяца случается у них в семейных отношениях коренной слом, разлад. А ведь вроде все было ничего: то в доме возились вместе, то во дворе, то в огороде, посмеивались, разговаривали громко, не стесняясь, иногда переругивались по-пустому.
Но вдруг наступила у них во дворе странная тишина… Только слышно как побрякивает цепью, поскуливает собака… Они пробегают по двору, как тени… Все уже делают молчком, быстро и по отдельности. Все, значит быть скоро буре — большой ругани. А молчать они могут еще с неделю, выжидают, копят злость.
И вот рано утром — обычно это утром происходит — начинается у них светопреставление. Ну все, значит злости поднакопилось порядочно, надо пару дать немедленно выйти, а то как бы атомному взрыву не произойти. Вначале идут реплики непонятные, вопросы и ответы. Она что-то скажет в сторону, то ли к нему обращалась, то ли нет, непонятно… А он уже весь на стреме, держит ухо востро, тут же переспрашивает громко: