Своя рыба и река (Белокопытов) - страница 5

— Я знаю, да потом у меня времени не будет, — я закурил и предложил ему. Он помедлил и взял сигарету.

— Так-то я не курю. Лет двадцать уже. Но с хорошим человеком можно и покурить, подымить душевно.

Он закурил и стал смотреть на воду, на качающийся поплавок.

— Любите рыбачить? — обращался он исключительно на «вы».

— Люблю, но… — я замялся. — Нe то чтобы уж очень рыбачить, сколько саму речку люблю.

— Так мы с вами — родственные души! — обрадовался он. — Я тоже речку люблю, сильно, иной раз думаю: как хорошо, что я здесь родился и речка Каменка у нас есть. Родился бы в другом месте, давно бы от тоски умер. Федор Иваныч я, можно просто — дядя Федя, коренной житель этих мест, сейчас пенсионер на законных основаниях.

Он неторопливо рассказывает о нашей родине, о разных серьезных, трогательных и грустных случаях из своей жизни. Он много знает, житейская мудрость пронизывает его повествование. Я больше слушаю. Клевать у меня перестало совсем. Я не обращаю никакого внимания на поплавок. Медленное течение реки и его глуховатые слова завораживают меня. Кажется, так я готов просидеть всю оставшуюся жизнь.

Я узнаю, что он тоже из Алтайского — вот радость! — вместе поедем домой. Я достал из рюкзака хлеб, вареные яйца и помидоры. Надо перекусить.

Не успели мы толком расположиться, как у меня клюнуло. Не то чтобы клюнуло, но поплавок зашевелился. Вначале он лег на бок, вяло покрутился так, поерзал, потом вдруг встал вверх ногами и замер. Федор Иваныч сразу приподнялся, кивнул мне и приложил палец к губам, я насторожился и взял удилище в руку. Поплавок лег обратно и медленно, как бы нехотя, поехал в сторону, постепенно оседая в глубину. Когда макушка его скрылась, я подсек. Телескопическое удилище согнулось в дугу, запела и зазвенела леска. Вначале мне показалось, что это зацеп, и я собрался уже выругаться, но тут на крючке тяжелыми толчками заходила невидимая рыба. Я зафиксировал удилище в вертикальном положении, и стал работать катушкой, подтягивая леску к себе и приспуская, когда рыба слишком упиралась.

— Не давайте ей ходу, — азартно шептал за спиной Федор Иваныч. Я кивнул: ясное дело, если дать ей разбежаться, она или сразу леску порвет или запутает ее за корягу. Началось между мной и рыбой противостояние, отчаянная борьба: я — к себе, она — от меня. Я работаю катушкой туда-сюда, сам по ходу дела соображаю: даже если я утомлю ее вконец, все одно никак мне ее не взять, слишком крут берег, полтора метра почти отвесной земли, а у меня и подсачика нет: не принято у нас на Каменке с подсачиками ходить.