— Так значит, Развалины… — проговорил Маледикт.
— Нет. Ничего не случилось. Ани не стала действовать Сама, но Она прокралась в сны Лианы и подменила любовь на месть, ярость на силу. Лиана утопила свою соперницу в пруду с лебедями. Эдвард нашел свою новую возлюбленную в воде, в окружении черных перьев. Но все лебеди на пруду были белыми, и он понял, что Лиана попросила заступничества у Ани.
Джилли сжал кулак; даже в сказках доказательство вмешательства Ани выглядело в лучшем случае эфемерным, пока для сомнений не становилось слишком поздно. Перо плавало крошечной лодочкой, поднималось и опускалось на волнах, и Джилли переводил взгляд с него на Маледикта, размышляя, не таится ли за взглядом этих черных глаз сама Ани.
— Ну, продолжай, — подбодрил Маледикт.
— Когда случилось то, что случилось, в сердце Лианы осталась лишь скорбь. Ани тихо напоминала ей, что она выкрикнула мольбу и против своего любовника, а потому сделка должна быть выполнена. Только у Лианы больше не осталось ненависти, чтобы питать Ани; зато девушка разыскала Эдварда, чтобы вымолить у него прощение.
И вот тогда Ани с ревом пробудилась к жизни, и забила крыльями, и сравняла с землей Развалины. Лиана и Эдвард канули под руинами, погребенные вместе посреди города. Месть, однажды начатая, уже неудержима. Чернокрылой Ани неведома жалость, и Ее крылья — мерзкие крылья трупа.
Маледикт безмолвно наблюдал, как морская рябь вспенивается и опадает у свай причала. Джилли, схватив юношу за подбородок, в упор взглянул в черные глаза. Руки его дрожали, когда он наконец решился задать вопрос:
— Откуда у тебя крылатый меч, Маледикт? Почему мне снится Ани, когда ты рядом? Ты воззвал к Ней? Она ответила?
Пальцы Джилли сжимались все судорожнее, по мере того как затягивалось упорное молчание Маледикта.
Глаза юноши загадочно смотрели сквозь густые ресницы. Он дернул подбородком, высвобождаясь, и столкнул в воду кусочек ракушечника; круги побежали по волнам и растворились, и лишь тогда послышался ответ:
— Я никогда не взывал к Ней. — Маледикт бросил молниеносный взгляд на Джилли, усмиряя зародившуюся в том волну облегчения, и тихо продолжил: — И все же, когда я спал, Она проснулась во мне и принялась нашептывать такие вещи… Когда я уснул, было лето. А проснулся зимой, и мне казалось, что всей кожей и костями я чувствую, как растут перья; а рядом лежал меч.
Джилли ждал, что Маледикт вот-вот рассмеется над ним, под маской презрения к доверчивому слуге пряча собственные сомнения. Джилли сам ожидал, что будет смеяться над собой и расхваливать актерский талант Маледикта. Но это невероятное признание шокировало его, свернулось клубком в животе, заставило бешено мчаться по венам кровь, не позволило вымолвить ни слова. Боги не покинули мир. Маледикт подчинялся Чернокрылой Ани. Джилли задрожал, борясь с порывом вскочить на ноги и бежать с причала, пренебрегая опасностью смертельно обидеть Мэла — или Ани! У него перехватило дух.