Единственное, что сдержало и остудило его, что не дало запаниковать, было воспоминание — воспоминание некоего спокойствия, чудесного ощущения быть тем единственным, кому доверял Маледикт, единственным, кто мог выманить правду из путаницы так похожей на правду лжи.
Маледикт неуютно поежился, словно желая взять свои слова обратно, положить конец Ее грозному присутствию. Джилли осторожно обнял юношу за плечи, ища возможности разогнать повисшее между ними ледяное молчание, растворить почти осязаемый комок страха в животе.
— Вон тот корабль, видишь его? — Он указал на массивный, с прямым парусным вооружением корабль, который как раз заходил в бухточку, вздымая бурные волны у дальнего пирса. Ростр сверкал на солнце блеском расплавленного металла — изогнувшаяся кошка с рыбьими плавниками.
— Похоже на золото, — отозвался юноша, не замечая дрожи в голосе Джилли и вглядываясь в корабль с жадной готовностью, выдававшей желание поскорее забыть о том, в чем он только что признался.
— Это и есть золото. — При виде изумленного лица Маледикта Джилли ухитрился выдавить слабую улыбку. Ничто так не успокаивало его, как созерцание кораблей. — Парусник зовется «Вирга». Он отправляется к Приискам и возвращается, груженный сокровищами: специями, деревом для наших корабельщиков, диковинными зверями и птицами, а еще маленькими проворными обезьянками, так похожими на людей. Однажды и я сяду на корабль, что устремляется в новый мир — туда, где люди возносят к небу храмы из грязи и камня, чтобы говорить со своими богами, — хочу посмотреть, чему они смогут меня научить. Впрочем, если верить большинству отзывов, там живут самые обыкновенные дикари.
— Почему мы зовем их дикарями, когда у них есть города и религия? Ведь это даже больше, чем у нас, — удивился Маледикт.
Морской бриз растрепал волосы юноши, нарушив ледяную неподвижность. Мэл принялся болтать ногами над водой.
Джилли, рассмеявшись, пододвинулся поближе к Маледикту, склонил голову, как заправский заговорщик. Вскидывая брови, он то и дело восклицал деланно шаловливым тоном: «О, боже! Неужели ты не слышал, разве ты не знаешь?..»
Беззаботности у Маледикта поубавилось. Он скосил глаза на Джилли, подозревая розыгрыш.
Положив ладонь на руку юноши так, чтобы не потревожить повязки под рукавом, Джилли понизил голос до волнующего шепота:
— Дорогой мой, там, где мы носим телячью кожу, они носят — перья!
Глаза Маледикта широко распахнулись, и он расхохотался — отрывистым, диким смехом, который выдыхало его больное горло.
Джилли ухмыльнулся, довольный, что удачно поддразнил юношу. Жаль, не удавалось рассмешить Маледикта раньше: наконец-то он стряхнул дрожь, которая стремилась вырваться наружу, и переключился на безобидный предмет разговора.