Я критически оглядел старого друга. Он был одет по-приколу, в какие-то бесформенные обноски, и к тому же ужасно вонял. Под мышками зияли окружности от выступившего пота. Я с трудом преодолел отвращение.
— Ну ты прямо бомжара настоящий!
— Что поделать! — Вовочка виновато пожал плечами. — Жизнь тяжелая…
— Подожди-ка!
Я сходил в ванную комнату, взял первый попавшийся флакон туалетной воды, вернулся и густо побрызгал своего гостя. Он заблагоухал сладкими ароматами, повел носом и изобразил на лице почти неземное блаженство:
— Райский запах!
— Теперь проходи!
Я показывал ему квартиру, а он, не переставая, охал и ахал. Такое ему доводилось видеть только в кино. Прихожая сама собой переходит в огромную гостиную с домашним кинотеатром, картинами, диванами, столиками и букетами живых цветов. Зимний сад в пальмах, где журчат фонтанчики. Столовая, заставленная почти музейной мебелью…
Мы поднялись по лестнице на второй уровень, и его глазам открылась спальная комната с размашистой кроватью и зеркалом на потолке. Тут же ванная комната и в ней джакузи, напоминающая маленький бассейн. Дальше по коридору тренажерный зал, набитый оборудованием.
Вовочка был в шоке.
— Ё! Обосраться — не встать! — только и выдавил он.
Мы вернулись в гостиную. Прежде чем предложить другу располагаться, как дома, я прикрыл диван старой простыней, которую нашел в кладовке. Он тут же со смехом вспомнил, как в седьмом классе нас возили в музей-усадьбу Ясная Поляна, где все стулья и диваны были обернуты светло-серыми чехлами. Я тоже вспомнил об этой поездке, и мы немного похохмили.
Вскоре на журнальном столике появился французский коньяк пятилетней выдержки в пузатой матовой бутылке, дольки лимона на блюдечке и тонкие бутерброды с сыром и ветчиной, нарезанные специальной машинкой.
— Ну, за школьную дружбу! — сказал я, поднимая бокал.
— За дружбу, бля! — согласился Вовочка.
Мы выпили: я — в два-три глотка, нежно смакуя, мой гость — залпом и скривившись.
— Ну как?
— Ох… охерительно!
— Слушай, что у тебя со словарным запасом? Из зоопарка, что ли? Давай в моей квартире не выражаться. Будем учиться великому и могучему! Ну, так как коньячок?
Вовочка задумался.
— М-м, о… охренительно!
— Опять ты за свое!
— Ни фига: хрен — литературное слово!
— Да, но не в этом значении…
Сначала Вовочка стеснялся, продолжая глазеть по сторонам, но вскоре освоился, и вот уже мы взахлеб вспоминаем доброе старое время и, прежде всего, школку.
— А помнишь, как тогда в походе? — смеялся я. — Когда ты мне морду набил?
— Конечно, помню! Из-за Светки…
— Признайся, теперь-то уж все равно. Ты ее любил тогда? Или просто перед ребятами выпендривался?