Я ходил подавленный, все время оглядывался. Каждый день менял маршруты движения по Москве, следил, чтобы мне не сели на хвост. С трепетом прислушивался к мрачным разговорам знакомых коммерсантов: на какого-то «конкретно» наехали, у кого-то отняли весь бизнес, кого-то просто убили. В то время каждый день в каждом административном здании по нескольку раз появлялись хмурые ребятки в золотых цепях, не только свои — русские, но и нацмены, смело заходили в любой начальственный кабинет и, в упор расстреливая предпринимателей колючими взглядами, предлагали «крышу». С одними они вежливо церемонились, на других грубо наезжали и, не давая им опомниться, брали «аванс» (не помню, как это на их жаргоне называлось). Если хоть рубль дашь, считай, что сделка заключена и обратного пути уже нет. Город был в шоке, всех трясло от страха.
Некоторые деловые люди уже обзавелись «крышами» и счастливо порхали по жизни, думая, что теперь им уже ничего не угрожает, и с ехидцей и превосходством смотрели на тех, кому только предстояло столкнуться со злом и насилием. Многие спешили воспользоваться новыми возможностями и с удовольствием насылали новых «друзей» на своих деловых партнеров, которые вовремя не возвращали деньги или не выполняли в точности условия заключенных соглашений.
Сначала кто-то сжег мой микроавтобус-«фольксваген», потом жестоко избили на даче одного моего помощника, который, кстати, всеми силами убеждал меня не связываться с бандитами и согласиться на все их условия. Он умер в больнице от кровоизлияния в мозг. У него осталась мать, жена и ребенок. Далее к дверной ручке моей квартиры, в которой теперь я появлялся крайне редко, прикрутили липкой лентой учебную гранату.
Через неделю омоновцы слиняли — сказали, что им теперь запрещено «халтурить». Я понял, что они испугались. Одно дело халявить «на воротах» в офис, заворачивая бомжей и всяких просителей, а другое — связываться с известной всему городу преступной группировкой, о которой даже по телевизору говорили уважительно.
Почувствовав беду, разбежались почти все мои сотрудники. Кто-то прихватил деньги или часть имущества моей фирмы, другие увели с собой самых лучших клиентов. По коммерческой Москве поползли слухи, что со мной связываться нельзя — я уже не жилец на этом свете и из-за дел со мной можно ненароком и самому нарваться на крупные неприятности.
Я остался один на один со своей бедой.