В ресторане, ранним утром казавшемся совершенно безжизненным, сидела кассирша, грызла ногти и читала раскрытую над кассой газету. В маленькую кухоньку, где работала Сью, дневной свет не попадал, там мерцала лишь неоновая лампа, потрескивавшая через равные промежутки времени. Сью чистила овощи, заготовленные в больших мисках. Испортившиеся овощи тоже шли в дело. В свой первый рабочий день она выбросила в помойное ведро половину всех овощей, потому что те слегка подгнили; тогда повар с руганью заставил ее вынуть всё и промыть. «Здесь ничего не выбрасывается», – прикрикнул он на нее и сильно наперчил овощи, чтобы перебить запах гнили. Иногда Сью топала ногой, слабый желтый свет утомлял ее, и лишь производимые ею самой звуки давали ей ощущение реальности. Ровно в половине десятого приходил повар, но Сью не замечала его появления: повар никогда не разговаривал и двигался бесшумно. Она всегда с опозданием ощущала, что у нее за спиной кто-то стоит, и каждый раз вздрагивала от неожиданности. Первое время она даже вскрикивала, но повар даже внимания на это не обращал, будто она кричала по причине, не имеющей к нему никакого отношения, и от этого ей казалось, что с ней самой что-то не в порядке.
По вечерам Сью пылесосила в зале под столами, убирала хлебные крошки и откусанные ногти кассирши на ковре возле кассы; она была убеждена, что повар ее ненавидит. Эта мысль ее убивала, и она говорила себе, что на следующий день обязательно спросит его, почему он ее ненавидит, но никогда не спрашивала. Наконец она решила не замечать его, будто он был из воздуха.
Это случилось субботним утром, когда все трое еще спали. В тот день они хотели поехать к озеру неподалеку и искупаться. Георг лежал посередине матраса, справа и слева от его головы были ноги Элизы и Сью. Он начал будить девочек, мягко покусывая им пятки. Сквозь жалюзи пробивались первые полоски солнечного света. Звонок звенел настойчиво, с короткими промежутками. Сью, бранясь, вскочила с матраса. Босиком и в одной футболке, доходившей ей до колен, она открыла дверь. Двое мужчин спросили Георга Розенберга.
«Он еще спит», – сказала Сью и хотела закрыть дверь. Через пару минут двое полицейских увели Георга.
В этот день, в первый раз после исчезновения Георга, Элиза снова начала есть. Все это время Сью в отчаянии готовила супы и каши и приносила их Элизе в постель. Нетронутая еда остывала рядом с Элизой, но Сью упорно продолжала готовить.
День был бесконечно долгой дорогой, которую нужно было пройти. Элиза спала и раскалывала сном день на кусочки. Проснувшись, она брела на кухню, выпивала стакан воды и снова ложилась в постель. Она узнавала свет за жалюзи – то красное, то желтое мерцание рекламных огней. Элиза различала только день и ночь. Отдельные часы проходили во сне, время свернулось в клубок. Наступление вечера Элиза определяла только по тому, что появлялась Сью с дымящимися тарелками. Иногда она замечала рядом Сью, приходившую и уходившую с регулярными промежутками, следуя непостижимому для Элизы бессмысленному порядку. От рева сверхзвуковых самолетов они в ужасе вскакивали посреди ночи. «Ничего, всё хорошо», – говорила тогда Сью и закрывала ей уши руками.