В воображении Элизы морское дно было шкурой животного. Она впивалась пальцами в песок, пытаясь удержаться на этой шкуре, она клала голову на куст водорослей и ждала, что начнут появляться картины, всегда приходившие к ней, когда она лежала на морском дне в полной темноте. Элиза видела себя на Золотом холме, видела, как она несется под каштанами к церкви, к каменным статуям, ставшим ее друзьями. В актовом зале приюта она видела поющих детей, надеявшихся, что их возьмут в семью. Морская раковина в старых руках Августы, кровь на простыне в постели господина Розенберга. «Где-то должен быть и Георг», – думала она, но видела только его комнату и себя в ней, когда однажды прошмыгнула туда, влюбившись в ее пустоту. Она думала о фотографиях в его ящике и о том, что этим снимкам там было не место; и точно так же, как эти снимки, ничто не было там, где надо; а господин Розенберг по-прежнему сидел в своем кабинете и учил чужих людей говорить.
Сью снова включила фонарик. Она взяла Элизу за руку, и, оттолкнувшись от дна, обе поплыли вверх. Они хорошо знали, что одна Элиза не стала бы подниматься на поверхность.
Молодежная психиатрическая лечебница, в которую увезли Георга Розенберга, находилась в южной части города. Здание было построено всего лишь полгода назад, это была самая большая клиника во всей округе. Круглое антрацитовое здание лечебницы, окруженное бизнес-центрами и жилыми домами, напоминало кабину космического корабля. Туристы иногда останавливались перед ним и фотографировали знаменитое строение, получившее множество призов.
Через стеклянную крутящуюся дверь Элиза и Сью вошли в большое фойе. Помещение было ярко освещено огромным количеством свисающих с потолка галогенных лампочек. Мраморный пол блестел, шаги по нему раздавались так громко и гулко, что Сью и Элиза невольно постарались двигаться как можно тише, а к окошку регистратуры шли на цыпочках. Там сидела женщина за компьютером, Элиза спросила у нее о Георге Розенберге. В ответ из громкоговорителя раздался слегка искаженный голос: «Георг Розенберг распорядился никого к нему не пускать, он никого не хочет видеть», – сказала женщина и снова отвернулась к монитору. Сью и Элиза пошли обратно и, проходя через крутящуюся дверь, встретили Рамона, вяло волочившего ногу.
– И не надейся. Он никого не хочет видеть, – в один голос выпалили Элиза и Сью.
– Я прочел в газете, что у сына знаменитой Марии Розенберг был приступ. Я подумал, что он обрадуется, если его кто-нибудь навестит, – сказал Рамон.
Возле аптеки он попросил девушек немного подождать: ему надо было купить лекарство для отца. Потом они вместе пошли дальше. Поскольку все трое собирались навестить Георга, во времени образовался разрыв, и никто не знал, чем его заполнить. На площади группа молодых людей, поднявшись на передвижную деревянную сцену, пела какие-то сектантские песни.