- Нет, - ответил Абдрахман, поправляя подушку на удобном казахском седле.
В хозяйском доме играла музыка, в окнах верхнего этажа горел свет. Продавец Салимгерей, прислушиваясь к музыке, опечатывал склад. В доме в это время кто-то распахнул форточку, и знакомая татарская мелодия вырвалась на свободу. Грустная и страстная, она словно звала куда-то.
- Вы спрашиваете, когда поеду в аул? Если ниспошлет аллах удачного пути и все будет хорошо, завтра тронусь. Товары не те достал, нужных нет: ни чая, ни сахара, да и с тканями очень плохо. Только и есть что мыло, спички и разные побрякушки. Что поделаешь, придется хоть это отвезти. Завтра все же думаю ехать, пока не тронулся лед на Яике и Анхате. А то еще две-три недели просидишь здесь.
В разговор вмешался Салимгерей:
- Байеке, слышишь, это граммофон играет. Эх, до чего ж красивая штука!.. Хозяин недавно привез из Казани. Послушали бы, как нашу татарскую песню "Бибисару" играет, просто чудесно!
Никто не ответил, Абдрахман молча скользнул взглядом по окнам, в которых маячили тени разряженных людей, и стал взнуздывать лошадь.
- Абеке, знаете ли, кто там собрался? - полушепотом заговорил Салимгерей, кивая в сторону окон. - Татарские буржуи и ученые. И казах среди них один есть, доктор, высокий такой, статный, в пенсне все ходит... Моя жена помогает прислуживать гостям.
- Что за праздник у них? Старший Акчурин из Мекки* вернулся, что ли? Он вспомнил, как днем в Совдеп приходил старик Акчурин и умолял сбавить налог: "Не сможем мы, господин Абдрахман, столько заплатить. Мы же не Овчинниковы, у тех денег - дай аллах каждому столько!"
______________
* Совершивший паломничество в Мекку у мусульман считается святым человеком. Паломника, возвращающегося из Мекки, встречают радостно и устраивают в честь его большие торжества.
Салимгерей покачал головой:
- Нет, у них радость гораздо большая, чем встреча паломника из Мекки. В гостях два татарина-офицера. Жена моя кое-что подслушала из их разговора. Знаете, о чем они толкуют? Большевиков, говорят, сметем!.." Вино пьют!.. Кушаний полно. Курбанов со своей сестрицей тоже там.
- Ну, будьте здоровы, я поехал. - Айтиев вскочил на лошадь и рысцой выехал со двора.
- Хороший человек этот Абдрахман, - проговорил Салимгерей, глядя вслед удалявшемуся Айтиеву. - За народ день и ночь хлопочет, не спит, не отдыхает, не то что эти господчики, - не до веселья ему, не до развлечений.
- Какое там веселье, поужинать, говорит, нет времени. Приглашал я его сейчас к себе - отказался.
Абдрахман хотел заехать на вокзал к железнодорожникам, потом вдоль полотна железной дороги добраться до кожевенного завода и бойни, но пришлось отказаться от этого намерения. Между вокзалом и городом группами разъезжали казачьи патрули. Узнав от прохожих, что это были казаки и откуда они прибыли, Абдрахман вернулся в город и по улице Самарской выбрался на берег Яика. Тропинка сбегала вниз и вилась по-над самым берегом. Местами, где снег днем подтаял, виднелась черная земля. Ехать было трудно, но вскоре глаза свыклись с темнотой, и Абдрахман стал хорошо различать выбоины, канавы и бугорки. Около версты он проехал нижней тропинкой, затем выбрался на бугор и пустил лошадь рысью. Дорога здесь была ровнее и шире. Лошадь бежала бодро, поводя ушами и вытягивая морду. До завода оставалось еще около трех верст. По пути попадались низкие рыбачьи домики. Абдрахман напряженно всматривался в темноту, боясь налететь на патруль. Подъезжая к одному из домиков, он неожиданно увидел двух всадников. Они направляли своих коней ему наперерез.