После полудня воробей, умостившись на подоконнике высокого тюремного окна, суетливо повертел своей крохотной серовато-темной головкой и сквозь железные решетки с любопытством, как показалось арестантам, заглянул в камеру.
- Хаким, воробушек на тебя смотрит, - наверное, тебя выпустят? наперебой закричали арестованные.
Хаким сидел на краю железной койки, спиной к окну. Пока обернулся и выглянул в окно, воробушек чирикнул и улетел. Хакиму страстно хотелось, чтобы это была правда. Стараясь ничем не выдать своего волнения, небрежно сказал:
- Все эти приметы - ерунда!
- Совсем не ерунда, - возразил татарин-рабочий, подойдя к Хакиму. Верный примет. Освободишься.
Не успел он проговорить, как целая стайка воробушков с шумом уселась на подоконник, но через секунду, словно вспугнутая кем-то, - улетела!
- Ура!
- Ура!
- Все как один уйдем отсюда! - нестройно закричали арестованные.
Некоторые на радостях даже захлопали в ладоши.
- Оллахи, хорошо, малай. Все равно мы победим. Красная гвардия... начал было татарин, но тут же смолк.
Хаким, глядя на взволнованное скулистое лицо татарина, подумал: "Многое претерпел в жизни этот человек, крепкий!"
- Товарищи! - татарин выбросил вперед руки, как бы зазывая к себе в объятия. - Давайте споем! - И, не ожидая согласия, густым сильным басом затянул:
Смело, товарищи, в ногу,
Духом окрепнем в борьбе.
В царство свободы дорогу
Грудью проложим себе.
Песню подхватили второй, третий, четвертый, и вскоре вся камера загудела от мощного слитного хора голосов.
Страстные призывные слова песни и щемящая, захватывающая мелодия проникали в самое сердце. Песня вырвалась в коридор и потекла по камерам, она проникла в самые темные закоулки тюрьмы, в самые глухие подвалы с щербатым и грязным цементным полом, куда никогда не попадал солнечный луч.
Как пламя во время пожара, раздуваемое ветром, вдруг охватывает весь дом, - так всколыхнулась и охватила тюрьму песня. Не прошло и минуты, как ее запели и в других камерах. Словно эстафету, ее передавали от камеры к камере: от восьмой к девятой, от девятой к десятой... от двадцать второй к двадцать третьей - общим камерам, расположенным в конце коридора. Второй куплет пела уже вся тюрьма.
Вышли мы все из народа,
Дети семьи трудовой.
Братский союз и свобода
Вот наш девиз боевой.
Пели на разных языках: русском, казахском, татарском, пели во весь голос, вдохновенно и бодро, казалось, что песня вот-вот сорвет крышу и разбросает по камушкам эти холодные стены тюрьмы.
Арестованные не спрашивали себя, зачем они поют и кто первый запел, песня сама вырывалась из груди. Она звала к борьбе, и каждый чувствовал себя в этот миг сильным и свободным, уносился мыслями вперед, к светлым дням, которые непременно наступят и принесут счастье и радость. Песня окрыляла, заставляла надеяться и верить.