Она не далась им в руки. Она была его силой, его защитой и, может быть, путеводной звездой. Почему это было так? Этого Князь не знал. «Все в книге», — так говорил Фогель. «Она дает тебе над Тимофеевым власть», — сказал ему в камере Змеев. Что значит «все»? И какую такую власть? Каковы у нее границы? И знать бы, как этой властью пользоваться. Вопросы, вопросы, и шум деревьев за земляными стенами, и шорохи, и вздохи в кустах, и осыпающаяся земляная крошка, и опять — вопросы, вопросы и безответная н'а сердце пустота.
Почему, обладая книгой, ему не дано было уберечься от хитрости человека, заманившего его в каменный плен? Хотя пришедший на помощь Фогель и обронил странную фразу об испытании камнем. И сколько еще испытаний ему предстоит? Он вспомнил дорогу в огне и подумал, не намеренно ли ему было послано и это страшное испытание.
А еще — глаза женщины, которую он обрел и которую у него отняли. Она назвалась женой. Там, на шоссе, это сумасбродное имя, которым она приказывала себя называть, было для Князя не более важным, чем все другие слова, сказанные ему сгоряча. Тогда он не придал им значения. Сейчас, когда тень Тимофеева разделила их, может быть, навсегда, эти слова молотом ударяли по сердцу, глаз не давали сомкнуть, мучали и сводили с ума. Он проклинал себя, что дал так легко отнять ее Тимофееву. Он вдвойне проклинал себя, что сразу же по горячим следам не бросился за ними в погоню. И теперь в землянке на склоне холма под стоны затихающей непогоды он не находил себе места, мял и разглаживал подобранный лоскуток плаща, единственное, что осталось от встречи.
Он не понимал, любовь это или что-то другое. Но сердце начинало болеть, когда память вырывала из времени взгляд ее неподвижных глаз, и ладонь вспоминала тепло прижавшегося в испуге тела. Может быть, это тело, эта темная, непонятая душа были лишь эхом, тенью другого тела, другой души, бывшей от Князя за тысячью гор и рек, за колдовскими болотами и лесами, полными кровожадной нечисти, — родной души, до которой самолетом лететь час от силы, и поездом — неполные сутки.
Может быть, это Галина Петровна, перелетев на волшебных крыльях, таинственно вошла в новый образ, заглянула из дали дальней, и сердце Князя и вздрагивает оттого, что в глазах встреченной на дороге отразились ее глаза.
Князь поднялся на вершину холма. Крапленое звездами небо стояло над ним высоко, пятно лунного света растекалось по одежде лесов и запутавшимся в ночной полумгле дорогам. Он вдохнул холодного воздуха. Голова закружилась, Князь присел на траву, чтобы набраться сил. Он сидел на влажной земле и смотрел, как пробираются между глыбами леса освещенные луной поезда. Как рождаются из ничего короткие брехи собак, и белые волны тумана наплывают с востока на город. Начали зябнуть ноги. Князь поднялся и перебрался на поросший мохом бугор. На какой-то миг он забылся, а когда очнулся от забытья, почувствовал на губах сладкую табачную мяготь. Он докурил сигарету и посмотрел на светящийся циферблат. Потом перевел взгляд вниз и отчетливо разглядел, как по краю поляны движется человеческая фигура.