Тропа петляла недолго. Нырнув в болотистую низину и переползя лесок, она внезапно пропала, будто ее и не было. Тимофеев теперь стоял на самом краю обрыва. Над головой от горизонта до горизонта небо стянули тучи. Они ворочались, как живые, оттесняя друг друга к северу. Там в невидимом далеке небо озарялось зарницами, и гулкий протяжный стон отзывался в коленях дрожью.
Плащ на Тимофееве вздулся, полы приплясывали на ветру. Кожа на лице потемнела и стала твердой от ветрового ожога. Веки затянули глаза, на губах заискрилась соль, и весь он сделался худее и выше, стоял, раскачиваясь, как пьяный, и непокрытой серебряной головой подпирал бушующий свод.
Так он стоял долго, потом вздрогнул, открыл глаза и пальцем прямо на воздухе поставил крупную букву Т. Буква вспыхнула и исчезла. Крутой каменистый склон, что спускался от самых ног, поднялся, потом опал и сделался вдруг пологим. Тимофеев сошел по нему, как сходят по трапу на берег, — он шел, и земля за спиной вздыбливалась и уходила вверх, отрезая гору от дола.
Он вышел на бесконечный пляж. До горизонта кипело море. Порывами задувал ветер, и пепельные великаны-валы рассыпались на миллионы мелких и с шумом вгрызались в берег.
— Нет покоя, — скзал он хмуро и сплюнул на отсыревший песок. Слюна у ног зашипела и погасла, оставив пятно.
Море выдохнуло в последний раз, соленые утесы разбились, и мелкая слюдяная рябь заиграла на спокойной воде. Небо раздалось на стороны, ветер разогнал тучи, а скоро и сам притих, уйдя в воздушную высоту. В одночасье на берегу посветлело, хотя небо оставалось пустым — ни солнца, ни звезд, ни луны, — сам натянутый на окоем купол источал осторожный свет.
— «Ничего не поняли…» А если и понял, так что? Моя возьмет, бородатый. Не со мной тебе воевать. И книга тебе не поможет. Камень, землей рожденный тебе, дураку, на погибель. Здесь твое место, в земле. — Тимофеев ткнул пальцем под ноги и рассмеялся. — В моей земле. Покамест она меня слушается. Ты меня слушаешься, сырая?
Он с силой притопнул ногой, и земля ответила вздохом.
— Кто твой князь? Или не я? Пока я жив, ты у меня в служанках. Мне топтать твои ребра. А пришлым, что рыщут по мою душу, ты будешь могилой.
— Черви! — громко прокричал Тимофеев. — Кто ваш господин?
Берег зашевелился, и из бесчисленных земляных пор на свет поползли черви.
— Пока я дышу, вы мои слуги.
— Мы, — прошуршали по песку черви.
— Вороны, совы! — Он взмахнул над землей плащом.
В небе заклокотало, заухало, и тень от гигантской стаи покрыла землю, как туча.
— Гады морские!
— Ты наш господин, — глухо отозвалось из глубины.