Мы торопливо обменялись рукопожатием.
– До конца, партнер? – спросил он.
– До конца, – согласился я, улыбаясь этой школьной глупости, и Лорен со свитой исчезли за дверью.
Мы уже были на полпути к Йоханнесбургу, когда Салли наконец заговорила.
– Ты спросил про меня? Вопрос решен?
– Не успел, Сал. Ты же видела. Он жутко торопился.
Мы молчали, пока я не свернул к Институту и не остановил свой «мерседес» рядом с маленькой красной «альфой» Салли на пустой стоянке.
– Хочешь кофе? – спросил я.
– Уже поздно.
– Вовсе нет. Ты все равно не уснешь. Можем сыграть в шахматы.
– Ну хорошо.
Я отпер центральный вход, и через выставочные залы, заполненные стеклянными витринами и восковыми фигурами, мы прошли к лестнице, которая вела в мой кабинет и квартиру.
Пока я варил кофе, Салли зажгла огонь и расставила фигуры. Когда я вышел из кухни, она сидела нога на ногу на тисненом кожаном пуфе, раздумывая над шахматной доской. У меня перехватило дыхание: она была прелестна в пестром пончо, ярком, как мои восточные ковры; свет, падая сбоку, блестел на ее гладкой загорелой коже. Я испугался, что у меня разорвется сердце.
Она ласково посмотрела на меня большими глазами.
– Сыграем? – сказала она.
Если я сумею выдержать первую бурную непоследовательную атаку, то смогу разыграть свою комбинацию и обставлю Салли за счет долгой аккуратной игры. Она называет это ползучей смертью.
Наконец она с несколько преувеличенным вздохом положила набок своего короля, встала и начала беспокойно расхаживать по комнате, чуть сутулясь под ярким пончо. Я прихлебывал кофе и с тайным удовольствием следил за ней. Вдруг она повернулась и посмотрела на меня, расставив длинные ноги и уперев кулаки в бедра. Ее локти приподняли пончо изнутри.
– Ненавижу этого ублюдка, – сказала она высоким сдавленным голосом. – Высокомерный богочеловек. Я сразу узнала этот тип, как только увидела. Зачем, во имя всего святого, ему лететь с нами? Если мы сделаем крупное открытие, угадай, кому достанется слава!
Я сразу понял, что речь о Лорене, и меня ошеломила едкая злая горечь тона Салли. Позже я это вспомню и пойму причину. Но в тот миг я сначала изумился, потом рассердился.
– О чем это ты?
– Лицо, походка, толпа поклонников, снисходительный вид, с каким он раздает свои милости, огромное тщеславие…
– Салли!
– Привычная, бездумная, грубая самонадеянность…
– Прекрати, Салли! – Я вскочил на ноги.
– Ты видел этих бедняг вокруг? Они тряслись от страха.
– Салли, не смей так говорить о нем, не при мне!
– А себя видел? Самый добрый, самый мягкий, самый приличный человек из всех моих знакомых. Самый могучий ум, с каким мне посчастливилось работать. Видел бы ты, как подпрыгиваешь и машешь хвостом… Боже! Ты перевернулся на спину у его ног, подставил брюхо: «почеши, хозяин…» – Салли была на грани истерики: дрожала, побледнев, слезы струились по лицу. – Ненавижу тебя – и его! Ненавижу вас обоих! Он унизил тебя, выставил мелким прихвостнем и…