Те же строители возвели еще с полдесятка домов для растущего штата, и первыми их обитателями стали высшие чиновники из правительства Ботсваны. Правительственная депутация провела у нас два дня и улетела, удостоверившись, что интересам Ботсваны ничто не угрожает, но сначала я взял с чиновников обещание не распространяться об увиденном. Объявлять об открытии буду я сам.
Мы начали снабжать ярлычками и переносить в хранилище кувшины, с величайшей тщательностью – и фотографически, и письменно – фиксируя точное место каждого на полке. Мы предполагали, что они расставлены в хронологическом порядке, и в дальнейшем такая фиксация должна была облегчить работу переводчиков.
В понедельник моим планам был нанесен сильнейший удар в виде лаконичного послания от Лорена: «С Гамильтоном не договорился. Предложи альтернативу».
Я был разочарован, рассержен и расстроен. Разочарован, поскольку Гамильтон – лучший специалист в мире и его присутствие сразу придало бы вес нашему открытию, подтверждая аутентичность нашего города. Расстроен, потому что, по-види–мому, Гамильтон счел мои утверждения чушью – моя репутация сильно пострадала от яростных нападок моих критиков и научных противников, и на Гамильтона это явно подействовало. Он не хотел, чтобы его имя связывали с моим явно сфальсифицированным открытием. Наконец, я рассердился, потому что отказ Гамильтона принять участие в работе был прямым оскорблением. Он записал меня в парии, и теперь остальные тоже не дадут согласия на сотрудничество, в котором я отчаянно нуждался. С первых же дней мне грозила дискредитация.
– Он не дал мне ни одного шанса, – сетовал я, обращаясь к Салли. – Даже выслушать не захотел. Выходит, я теперь профессиональный прокаженный? Даже разговор со мной может уничтожить репутацию.
– Тощий лысый старый козел! – поддержала меня Салли. – Развратный старикашка, только и смотрит, как бы хлопнуть по заднице, и…
– И при этом – крупнейший в мире авторитет по древним рукописям, – с горечью сказал я. Ответа на это не последовало, и мы некоторое время сидели в молчании.
Потом Салли приободрилась.
– Ну что ж, тогда притащим его! – предложила она.
– Он откажется даже встретиться с нами.
– Встретиться со мной он не откажется, – заверила Салли. За этими словами скрывалась какая-то нерассказанная история, и яд ревности пошел гулять по моим жилам. Салли работала с Гамильтоном три года, и я мог утешаться только тем, что ее чересчур высокие стандарты исключают Элдриджа Гамильтона.
Семьдесят два часа спустя я сидел в кафе у Белла и Харли с пинтой доброго английского горького эля и с беспокойством смотрел на автостоянку. От Оксфорда сюда всего десять минут езды, и Салли полагалось бы уже давно быть здесь.