– Возможно, нам стоит понять, в чем проступок девушки и виновна ли она.
Большего сестре Хаке не требовалось. Она немедленно взяла дело в свои руки.
– Пошлите за девушкой, – приказала она. – Мы ее допросим.
Айна помогла Танит войти в комнату. Обе спотыкались и сгибались, одна от возраста, другая от боли. Они цеплялись друг за друга, престарелая жрица подбадривала молодую. При виде Совета лицо ее исказилось от гнева, и она закричала:
– Девушка больна! Разве у вас нет жалости? Зачем вы послали за нами?
– Молчи, карга, – приказала Хака. Она смотрела на Танит. Лицо ее распухло, на нем ясно видны были синяки. Один глаз заплыл, веки покраснели, разбитые губы покрылись струпьями.
– Позвольте ей сесть, – потребовала Айна. – Она слаба и больна.
– Никому не позволено сидеть перед Советом, – ответила Хака.
– Во имя богини.
– Не кощунствуй, старая карга.
– Я не кощунствую, а прошу о милосердии.
– Ты слишком много говоришь, – предупредила сестра Хака. – Уходи! Оставь девушку здесь.
Казалось, Айна готова заспорить, но сестра Хака встала с перекошенным от злобы лицом и голосом хриплым и яростным повторила:
– Вон!
Айна, спотыкаясь и бормоча, вышла, оставив Танит, которая едва держалась на ногах, перед Советом. Сестра Хака опустилась на место и посмотрела на Танит. Теперь она свое возьмет; впереди целый день, если понадобится; она наслаждалась.
Танит держалась только усилием воли. Чувства ее плыли на волне боли, в нижней части живота залегла свинцовая тяжесть, но девушка слышала вопросы, которыми ее забрасывали. Сестра Хака хотела знать, чем она так разгневала царя. Она доказывала, что Танит подвергла опасности все жречество, восстановив царя против него. И все время возвращалась к вопросу: «Что же ты ему сказала?»
– Не могу вспомнить, сестра, не могу вспомнить, – шептала Танит.
– Ты хочешь, чтобы мы поверили, будто слова, вызвавшие такие серьезные последствия, легко забыть? Отвечай.
– Это были не мои слова.
– Чьи же тогда? – Сестра Хака подалась вперед, придвинув к провинившейся лицо в сифилитических язвах. Свесились поседевшие пряди. – Чьи это были слова, если не твои? Богини?
– Не знаю, – выдохнула Танит и прикусила губу от резкой боли в нижней части живота.
– Твоими устами говорила богиня? – хрипло спрашивала сестра Хака, жестокая, как хищная птица. Ястреб, бросающийся на ласточку.
– Прошу вас, – прошептала Танит, медленно наклоняясь вперед и прижимая ладони к животу. – Мне больно. О как мне больно!
Три жрицы увидели, как поток крови окрасил подол платья Танит и, брызгая красными каплями, хлынул на каменный пол между ее ногами. Танит медленно согнулась и упала. Она лежала на боку, поджав колени, и негромко стонала.