– Меня не покидает это чувство, Бен. Помнишь шахту в пустыне Опустошения? Мои геологи давали отрицательную оценку, но я чуял другое. Помнишь?
Я кивнул. Пустыня Опустошения давала теперь двадцать тысяч каратов алмазов в месяц.
– Что-то здесь есть. Я в этом уверен. Но что? – Он повернулся и посмотрел на меня так, будто я что-то скрывал от него. – Где это, Бен? Пол, стены, крыша?
– Бассейн, – сказал я.
– Хорошо, начнем с бассейна, – согласился он.
– Слишком глубоко, Ло. Никакой ныряльщик…
– А что ты знаешь о нырянии? – спросил он.
– Я нырял несколько раз.
– Ради бога, Бен! – резко перебил он. – Когда мне нужна операция на сердце, я отправляюсь к Крису Барнарду, а не к местному коновалу. Кто лучший ныряльщик в мире?
– Наверное, Кусто.
– Прекрасно. Мои люди свяжутся с ним. С бассейном ясно. Теперь пол. – Иметь дело с Лореном все равно что попасть в ураган. К исходу часа он наметил грандиозную схему тщательных исследований пещеры, потом обычным тоном предложил: – Ну что ж, Бен, отправляйся в лагерь. Хочу час побыть здесь в одиночестве.
Мне не хотелось лишаться его общества, но я сразу поднялся.
– Идем, Сал? – спросил я. Ведь Лорен хотел остаться один.
– Бен, я как раз в середине…
– Ничего, Бен, – сказал Лорен, – она мне не помешает.
И я оставил их в пещере.
Гостевой дом был давно готов, но я пошел туда, чтобы присмотреть за выгрузкой багажа Лорена. Я заметил, что кто-то нарезал диких лилий, растущих под утесами, и поставил букет в пивной кружке у постели. Я хотел поблагодарить матабеле, назначенного нашим поваром и дворецким, за этот небольшой, но приятный сюрприз. Цветы смягчали унылость дома.
Проверив, все ли нормально действует в доме Лорена, я отправился в большое бунгало и убедился, что в холодильнике вдоволь льда и холодной воды. Потом распечатал свежую бутылку «Глен Грант»: мы с Лореном оба питаем слабость к этому божественному напитку. Пока я занимался бутылкой, с раскопок вернулись Рал и Лесли, я слышал, как они прошли в соседний кабинет. Я не собрался подслушивать, но перегородки здесь тонкие, как бумага.
Рал рявкал, как рассерженный зверь, а Лесли пищала.
– Ты чудовище! – задыхаясь, воскликнула она; ясно было, что к ней применялось физическое воздействие. – Кто-нибудь увидит!
– Но то, что я собираюсь делать ночью, никто не увидит, – объявил Рал.
– Тише! – попыталась унять его Лесли, но тщетно.
– Пять недель. Я думал, он никогда не приедет. Я сходил с ума.
– О Ралли Далли, дорогой, – прошептала Лесли.
Я покраснел. Тихо поставил бутылку и выбрался из комнаты. Я отчасти недоумевал, почему прибытие Лорена – ясно ведь, что речь шла о нем, – внесло такое улучшение в физическую близость Рала и Лесли, и завидовал им: у меня таких надежд не было.