-- Туда? -- Мендель тоже улыбнулся. Он вспомнил волшебную историю с очень похожими словами. Но улыбка прошла так же скоро, как появилась. Он вспомнил про дедушку.
Знает ли этот человек, что с его дедом? Где он? Спросить? Спрашивать он боялся. Может, потом, чуть позже, когда слезы отойдут в глубину и растает в горле комок.
Он отвел глаза в сторону, чтобы не разреветься, и стал рассматривать место.
Помещение оказалось страннее, чем увиделось ему поначалу. Окон не было вовсе, лишь на одной из стен под потолком вверху с ровными промежутками темнели отдушины, забранные проволокой решеток. Воздух однако был свеж и на запах чуть горьковат.
У стены стоял простой канцелярский стол; кроме пепельницы, на нем ничего не было.
Вот и все -- стол с пепельницей, диван, и еще над столом висела длинная непонятная диаграмма, ребристая, как пожарный рукав, и разбитая на разноцветные полосы.
"Это не квартира, в таких комнатах не живут. И дверь как на космическом корабле."
-- Не удивляйся, ты сейчас в институте, я здесь когда-то работал. Там,-- Коль показал на дверь,-- лаборатория, туда мы тоже зайдем. Понимаешь, Мендель, оставаться в твоей квартире было небезопасно, пришлось из нее уехать. Ты спал, и Владимир Сергеевич отнес тебя на руках в машину.
"Владимир Сергеевич... На руках..."
Память его начала просыпаться, из нее выплыли руки Масленникова, его твердые ласковые ладони, подарившие Менделю сон. Он вспомнил их сухое тепло и покой, в который он тогда окунулся.
Еще был звук -- кажется, видеофон, но кто звонил, он не помнил. Наверное, уже спал.
"Владимир Сергеевич, Владимир Сергеевич..."
-- Когда он вернется?
-- Подожди, Мендель. Надо еще подождать. Теперь недолго осталось.
-- А дедушка?
Коль посмотрел на Менделя как-то задумчиво, но спокойно, и так же спокойно ответил:
-- За деда своего не беспокойся. Владимир Сергеевич тебе говорил, что с ним все в порядке.
Мендель кивнул. Да, Масленников говорил, но сколько прошло времени.
-- Сейчас ночь?
-- Ночь,-- голос Коля звучал по-прежнему ровно,-- но скоро уже рассвет. Жаль, что здесь нет окна.
Он смотрел на худое плечо мальчика, поднявшееся выше другого, а глазами видел не это. Перед глазами стояло бледное лицо Масленникова, его напряженный лоб, когда он упрямо делал вызов за вызовом, а эфир отзывался длинными злыми гудками. Так продолжалось долго, пока Масленников не оставил в покое видеофон.
Что с дедом? Квартира не отвечала. Почему? Откуда им знать, почему. Только Масленников все гладил мальчика по щеке и повторял тихо, словно убеждая не себя, а его: