– Интересно, кто же нас предал?
– Мунька Головина! – ответил Митя (тоже без ума).
– О-о, это такая гадина, доложу я вам, – добавил Феликс, – я бы даже на необитаемом острове с ней не общался… Сейчас сюда едет государь, который станет снимать самые жирные пенки с очень тощей простокваши. У меня хуже!
– Что же еще может быть хуже? – спросил Пуришкевич.
За Юсупова ответил Дмитрий Павлович:
– У него экзамены в Пажеском, но где же тут успеть подготовиться? А профессура – звери, это вам не Кэмбридж…
Пуришкевич заметил на столе черновик письма.
– Мое сочинение, – горько засмеялся Феликс. – Пишу здесь императрице, заклиная ее честью древнего рода Юсуповых, ведущих происхождение от брата Магомета, что я, их потомок, собаки не убивал… Приходится мобилизовать фантазию!
По тому, как он сморщился лицом, Пуришкевичу стало понятно, что князь врет в письме крепко – на потеху историкам.
– Ну что ж, господа, давайте прощаться…
Санитарный поезд отправился на фронт. В тесном купе, примостившись у столика, Пуришкевич писал стихи – как всегда, саркастические. Худородный думец, он отделался гораздо легче, нежели его титулованные сообщники. Царская власть побоялась тронуть Пуришкевича, ибо за ним высилась думская говорильня, над его лысиной мрачно реяли знамена черной сотни…
Под перестуки колес Пуришкевич сочинял:
Твердят газеты без конца
насчет известного лица.
С известным в обществе лицом
пять лиц сидело за винцом.
Пустил в присутствии лица
в лицо лицу заряд свинца.
Пропажа с лицами лица
лиц огорчила без конца.
Но все ж лицо перед лицом
в грязь не ударило лицом…
Но, право, можно быть глупцом
от лиц в истории с лицом!
Соль этих стихов в том, что газеты, задавленные цензурой, оповещали читателей об убийстве Распутина в зашифрованном виде: «Вчера тремя неизвестными лицами убито известное лицо – жилец дома № 64 по Гороховой улице». Обыватель глухой провинции, прочтя столичную газету, мог прийти к трагическому выводу:
– Вот до чего в Питере докатились! Какие-то неизвестные уже и жильцов убивать стали… Подумать только!
* * *
Бросив фронтовые дела, царь вернулся в Петроград, где жена предупредила его, чтобы он не сердился на нее:
– Я твоею волей велела кое-кого арестовать…
Документальный ответ царя таков:
– Мне стыдно перед православной Русью, что руки моих ближайших родственников обагрены мужицкою кровью…
Макаров покинул пост министра юстиции сразу же после убийства Распутина и, кажется, нарочно не дал ходу ночному заявлению убийц. Добровольский заместил его скорее не по надобности, а лишь по инерции, какую ему придал Распутин.