За пуленепробиваемым стеклом, как в аквариуме, сидит рыба и решает, поедет отец к дочери или нет; нужно человеку навестить подругу или не нужно; стоит бизнесмену заводить связи в Америке или нет.
Ни уговоры, ни документы, ни объяснения – ничего не помогает. Клерк смотрит на просителя рыбьим взглядом и ставит в паспорт штамп об отказе.
Многие посетительницы плачут: они пришли сюда потому, что им важна эта поездка – там, в Штатах, любимые люди, дети, внуки… В конце концов, там новый мир, на который хочется посмотреть.
Но рыбе все равно: у нее есть указание. А это гораздо важнее чужих надежд.
Мама звонила: ей визу дали, а отцу нет. Чтоб они, не приведи господи, не остались вместе в Америке.
Теперь мама целую неделю будет ненавидеть США – пока не приедет и не пройдется по нашей улице. Она уже давно перезнакомилась с моими соседями. Розмари скажет ей: «Вы чудесно выглядите!» Дэн похвастается сыновьями: «Правда же, они выросли?» Саймон заведет разговор о Петербурге – он только что оттуда вернулся.
Что у этой Америки общего с той, ненавидимой?
Впрочем, люди-рыбы водятся везде. Леля, когда в прошлый раз ездила в Россию, тоже получила свое. На таможне ей заявили, что ее виза оформлена неправильно. Продержали четыре часа в аэропорту, ограбили на 300 долларов (наличкой, себе в карман, разумеется)…
Барбара говорит, что и у них в Мексике та же мерзость. Таможни, суды, полицейские участки… Сидит за стеклом рыба – у нее есть право решать твою судьбу. А у тебя – нет.
Каково это – каждый день выслушивать надрывное «Ну, пожалуйста!». Ничего? Нормально потом по ночам спится?
Очень хорошо, что мама приедет.
Как закалялась сталь (мемуары)
[1987 г.]
Моя должность в «Вечернем вагоннике» называлась величественно и красиво: техник третьей категории.
Стертый до дыр линолеум, календари «Госстраха» на стенах – здесь каждый день шла нечеловеческая работа мысли.
…«В достигнутом успехе воплощен большой энтузиазм наших добросовестных колхозников».
…«Советскому человеку глубоко чуждо нравственно убогое кривляние Мерилин Монро».
Жизнь в «Вечернем вагоннике» била ключом. Зимой редакция проводила журналистское расследование на тему «Кто спер электрокамин?», находила его у бухгалтера и со скандалом возвращала на место. Летом то же самое касалось вентилятора.
Технику третьей категории полагалось сидеть в одной комнате с корректорами – Мариной Петровной и Зямой Семеновичем.
Зяма был мал ростом и молод душой. На работу он не ездил, а бегал трусцой; под столом держал гирю и раз в месяц красил голову басмой.
– Вы теперь вылитый палестинец! – потешалась над ним Марина Петровна.