Когда промышленная дезорганизация, составляющая отличительную черту первой половины средних веков, должна была уступить свое место сначала цеховому устройству, а потом постепенно более крупной форме промышленности, и когда параллельная ей политическая разобщенность, последствие феодальной системы, сменилась централизованным государством, – вопрос о народонаселении успел уже совершенно освободиться от нравственно-религиозной цензуры. Он снова, как в классическом мире, стал рассматриваться с общественно-государственной точки зрения, и то разрешение, которое он теперь получил, свидетельствует об особенной важности, придававшейся ему государственными людьми XVII—XVIII веков. Для них вопрос о народонаселении был тесно связан с вопросом о богатстве: богатой они считали такую страну, которая имела больше драгоценных металлов, но драгоценные металлы получались главным образом благодаря внешней торговле, в обмен на произведения туземной промышленности; нужно было, значит, стремиться к возможно большему развитию отечественной промышленности, а это признавалось возможным лишь при условии увеличения числа людей, занятых производством, при условии размножения населения вообще. Практический вывод отсюда: надо всячески поощрять рост населения – вывод, получивший действительно свое осуществление в правительственных мероприятиях того времени.
Мы видели, как понимало эту задачу греческое государство: оно просто приказывало гражданам вступать в брак и строго преследовало за нарушение своего приказания. Римские императоры действовали мягче: они соблазняли преимуществами и привилегиями, которыми награждали людей семейных, и пугали перспективой различных неудобств, связанных с холостым состоянием. По этому последнему пути и пошло государство XVII—XVIII веков, выработавшее целую сложную систему поощрений и кар все с той же целью – увеличения народонаселения. Примеры такого рода поощрений мы найдем в испанском указе от 1623 года и в знаменитом эдикте Людовика XIV, которыми людям, женившимся до 25 лет, а также отцам десятерых детей давались значительные льготы в платеже податей и повинностей. В Испании, кроме того, правительство стремилось побудить к браку непосредственными денежными премиями. Сюда же относится указ Фридриха Великого (1747 г.), сокращавший срок траура для вдов и вдовцов. Параллельно со вступлением в брак поощрялось, как это видно на примере эдикта Людовика XIV, и деторождение: еще в самом конце XVIII века, в 1796 году, то есть за два года до появления сочинения Мальтуса, английский парламент рассматривал предложение Питта, чтобы государство брало на себя часть издержек по воспитанию детей из особенно многолюдных семейств. Что же касается тех кар, которые, налагаясь на холостяков, должны были отрицательным образом служить той же цели, что и поощрения, то они, хотя и менее разнообразны, чем последние, но не менее часты. Во многих странах известные должности поручались только людям семейным; затем безбрачие служило препятствием для поступления в цехи ремесленников – препятствием, правда, устранимым, но сопряженным с расходами; наконец имущество холостяков после их смерти поступало в некоторых местностях (например, в Брауншвейге) государству, если у покойного не оказывалось ближайших родственников.