– Пьяницы бессовестные! – сказала Ляля и бросила в них пучком травы.
– Ха-арашо! – с наслаждением произнес Иванов. Санин засмеялся.
– Меня всегда удивляло, что люди так ополчаются на вино, – сказал он, шутя, – по-моему, только пьяный человек и живет, как следует.
– Или как животное, – отозвался Новиков с берега.
– Хоть бы и так, – возразил Санин, – а все-таки пьяный делает только то, что ему хочется… хочется ему петь – поет, хочется танцевать – танцует и не стыдится своей радости и веселья…
– Иногда и дерется, – заметил Рязанцев.
– Бывает. Люди не умеют пить… они слишком озлоблены…
– А ты в пьяном виде не дерешься? – спросил Новиков.
– Нет, – сказал Санин, – я скорее трезвый подерусь, а в пьяном виде я самый добрый человек, потому что забываю много мерзости.
– Не все же таковы, – опять заметил Рязанцев.
– Жаль, конечно, что не все… Только мне до других, право, нет ни малейшего дела.
– Ну так нельзя говорить! – сказал Новиков.
– Почему нельзя? А если это – правда?
– Хорошая правда! – отозвалась Ляля, качнув головой.
– Самая хорошая, какую я знаю, – возразил за Санина Иванов.
Лида громко запела и с досадой оборвала.
– Однако они не торопятся! – сказала она.
– А зачем им торопиться, – возразил Иванов, – торопиться никогда не следует.
– А Зина-то… героиня без страха… и упрека, конечно! – саркастически заметила Лида.
Танаров громко прыснул своим собственным мыслям и сконфузился.
Лида посмотрела на него, подбоченившись и упруго покачиваясь всем телом.
– Что ж, может быть, им там и очень весело! – загадочно прибавила она, пожимая плечом.
– Тс! – перебил Рязанцев.
Глухой гул вырвался из черной дыры.
– Выстрел! – крикнул Шафров.
– Что это значит? – плаксиво спрашивала Ляля, цепляясь за рукав Рязанцева.
– Успокойтесь, если это и волк, так они в это время смирные… да на двоих и не нападут… – успокаивал ее Рязанцев, с досадой на Юрия и его мальчишескую выдумку.
– Э, ей-богу! – тоже с досадой крякнул Шафров.
– Да идут, идут… не волнуйтесь! – презрительно скривив губы, сказала Лида.
Послышался приближающийся шорох, и скоро из темноты вынырнули Карсавина и Юрий.
Юрий потушил свечу и улыбнулся всем ласково и нерешительно, потому что не знал еще, как они отнеслись к его выходке. Он весь был осыпан желтой глиной, а у Карсавиной сильно было замарано плечо, которым она задела за стену.
– Ну что? – равнодушно спросил Семенов.
– Довольно оригинально и красиво, – нерешительно, точно оправдываясь, ответил Юрий. – Только проходы далеко не идут, засыпано. Там пол какой-то догнивает.
– А вы выстрел слышали? – оживленно блестя глазами, спрашивала Карсавина.