Глаза Рамзеса обратились к статуе отца. Грозно стоял воинственный Сети во весь рост; его вставные глаза из горного хрусталя блестели, а из полураскрытого рта, казалось, готов был вырваться боевой клич.
Вскоре спальня наполнилась людьми: Мернепта вызвал верховного жреца Амона, военачальников и сановников. Осмотрев фараона, жрец признал положение его безнадежным. Он приказал глашатаям и гонцам разнести печальную весть о болезни царя по всему Египту.
- Что повелишь, вечноживущий бог Миамун и владыка наш? - спросил верховный жрец.
- Мое величество требует, - приподнявшись, вымолвил Рамзес, требует...
Больше он не сказал ни слова, упав навзничь.
11
Получив письмо от отца, Аба переселил братьев и сестер из деревушки в свой дом. Он жил неподалеку от дворца наместника, исполнял должность заведующего амбарами. Он был строг, взяток не брал, однако требовал подати с богатого и бедного.
Земледельцы привозили из деревень пшеницу, ячмень, виноград, овощи. Мелкие писцы отмечали в списках людей и выдавали им расписки в получении податей.
Каждый день Аба составлял отчет о всех поступлениях податей и посылал своему начальнику.
Однажды Аба уличил в вымогательствах писца, вместе с которым учился в школе. Наместник повелел отрезать виновному нос и сослать его в отдаленный город. Это было обычное наказание за взятки. Обезображенный писец кончил жизнь самоубийством. Смерть его взволновала Абу. Но закон был суров, и мог ли Аба обойти его, зная о строгих законах фараона Тутмоса III, боровшегося со взяточниками?
Он был опекуном братьев и сестер. Семья ни в чем не нуждалась: Аба пользовался почетом, богател.
Приближалось время окончания работ в Долине царских гробниц, и Аба с нетерпением ждал возвращения отца.
12
Однажды, когда начальник зодчих собирался распустить людей, из Фив прискакал гонец с письмом. Сломав печать, старый писец смотрел на папирус и не мог вымолвить ни слова. Вдруг он притворно зарыдал и стал бить себя руками по лицу.
- О горе нам, горе! - вопил он. - Наш бог и отец, великий Рамзес-Миамун отправился в закатный край.
Это означало, что фараон умер.
- Слышишь? - шепнул Нугри, толкнув Кени в бок. - Само боги покровительствуют нам.
- После смерти Мимуты ты молчал о своем замысле.
- И ты решил, что я раздумал?
- Нет, я решил, что тебе не до этого.
- И ты ошибся, Кени! Смерть Мимуты - моя боль, мое дело. А ведь мы говорили о деле общем.
Приближалось время похорон Рамзеса II. Десятки тысяч людей были уже распущены по домам. За труд они получили по четыре хлеба и по два кувшина вина на человека. Люди роптали, иные громко проклинали писцов.