День был в разгаре. Солнце стояло в зените и после крутых поворотов то пряталось за скалами, то выныривало из-за них, норовя ослепить и лишить ориентации на трудной дороге.
Вдруг среди ясного, безоблачного дня начал накрапывать мелкий, слепой дождик. С каждой минутой он набирал силу, превращаясь в летний весёлый ливень.
– Духи гор посылают нам легкую дорогу, – посмотрев за окно, сказал Адабас.
Наверное, Адабас не наврал, потому что следующие полтора часа на трассе нам повстречались только два дальнобойщика и ни одного джипа.
– Эх, если б не заморочки с пробитым баком да перевал, мы уже через три часа в Ташанте были, – мечтательно сказал я.
– Если б не борисовцы! – поправила меня Элка таким напряжённым голосом, что я с замирающим сердцем посмотрел в боковое зеркало, но сзади никого не заметил.
– Не туда смотришь. – Элка глазами указала куда-то вперед. Я проследил за её взглядом, и на повороте, уходящем вдоль реки за скалы, увидел два знакомых «Патрола». Даже издалека было видно, что капоты и крылья у них изрядно помяты. «Паджерика» нигде не было видно, и оставалась призрачная надежда, что в рядах врага всё же случились невосполнимые потери.
– Чёрт! Как?!! Как им удалось обогнать нас?! – Элка в отчаянии ударила кулаком по панели и тут же ответила самой себе: – Наверное, когда мы завернули на заправку!
То, что произошло дальше – трудно, невозможно объяснить. Наверное, весь мой организм воспротивился тому, чтобы лететь навстречу бандитам и я, опытный водитель, чувствующий любую машину как продолжение своего тела, непозволительно резко ударил по тормозам.
Колёса заблокировало.
На мокрой дороге автобус занесло и швырнуло на символический отбойник, отделявший трассу от пропасти. Ограждение треснуло и разлетелось, словно было из хрусталя. Мы зависли над пропастью, на дне которой бурлила река. Ребро обрыва пришлось на центр тяжести автобуса, и он начал раскачиваться над пропастью, готовый в любой момент сорваться вниз.
По салону пронёсся всеобщий вздох.
Или выдох.
Я зажмурился. И хорошо, что не завизжал, как истеричная баба, иначе автобус точно свалился бы в пропасть, не выдержав вибрации…
На принятие решения оставались секунды. Или их не оставалось, потому что от меня уже ничего не зависело?..
Внизу шумела река, через оконный проём, в котором не было стекла, лицо обдувал свежий ветер.
Страшнее, отвратительнее звуков и ощущений в этом мире не существовало.
Пустого пространства внизу было так много, что я предпочёл бы оказаться где-нибудь под завалами.
Оказалась, что висеть над пропастью – занятие страшное, но философское, потому что я вдруг панически начал думать о том, что неправильно жил: делал мало хороших поступков, редко говорил о любви своим близким, не покупал Элке цветов, пинками гонял от стола собаку, до сих пор не завёл никакого ребёнка, не усыновил сироту, любил пожрать на ночь, орал на учеников, психовал на соседей, когда они дрелью сверлили стену, забывал выносить мусорное ведро, засыпал в двенадцать на Новый год, ковырял в носу на педсоветах, бросал грязные носки под кровать и занимал туалет на сорок минут, чем приводил Беду в бешенство… В этот момент я почему-то совсем забыл, что в автобусе куча народу, двое из которых мои самые близкие и любимые люди.