– Элка, о чём они? – паническим шёпотом спросил Бизя. – Что им надо?!
– А ты не понимаешь?! Капсулы в обмен на юного беззащитного Гаспаряна!
– А Викторина? Почему ничего не требуют за неё?!
– Я потом тебе всё объясню!
– Я чувствую себя идиотом…
– Это хорошо. Тебе сейчас вредно напрягать голову.
– Элка…
– Семнадцать маленьких чёрных капсул в обмен на мальчишку! – подтверждая мои слова, крикнул Борисов и улыбнулся щербатым ртом.
– О-о-о, – простонал Ганс, когда два автомата упёрлись ему в живот. – Глеб Сергеевич, отдайте вы им уже хоть что-нибудь!! Пусть меня отпустят! Во мне ничего нет! Ничегошеньки! Они меня слабительными измучили! Клизмами извели! Рентгены раз пять сделали!! Желудок каждый час промывают! Ничего нет! Я пустой! Помогите! Спасите! У меня сил больше нет терпеть! Я умру от облучения, истощения и обезвоживания! Отдайте им капсулы! Они где-то в автобусе… – Ганс заплакал крупными детскими слезами, заплакал навзрыд, и от этого сердце сжалось от раздирающей жалости.
Мы переглянулись друг с другом, и только Герман Львович отвёл глаза.
– Это недоразумение! – сказал Бизя. – У нас нет капсул!
Автоматы с большим напором упёрлись в живот Гаспаряну, продавив в его крепком теле два углубления.
– Глеб Сергеевич! – завизжал Ганс. – Спасите меня!!
– Отпустите мальчишку! – Бизя бросился к автоматчикам, но Никитин схватил его за руку. – Отпустите, или я…
– Никаких условий, Сазонов, – перебил его Борисов. – Вы и так себе слишком много позволили. Зачем моих парней на джипах обижали?! Зачем пивом их обливали, мешками закидывали, по колёсам палили?! А ведь им была команда в вас не стрелять, а только попугать! Они всего лишь должны были с почётом сопроводить автобус до определённого места, где его поджидал я! А гайца моего зачем балетом пытали?! Вы сильно передо мной виноваты, Сазонов, так что условия ставлю я! Или вы отдаёте мне капсулы, или пацана на ваших глазах разорвут автоматные очереди!
– Глеб! – крикнул Ганс, и в том, что он обратился к Бизе на «ты», было столько отчаяния и последней надежды, что даже Никитин не выдержал и заорал:
– Вы нелюдь, Борисов! Нелюдь и негодяй!! Отпустите парня, и поговорим по-мужски!
– Он гном! – усмехнулся Сазон. – Маленький, пакостный гном, который ворует детей.
Глаза у Борисова потемнели, почему-то именно этот «гном» показался ему оскорбительнее всего.
– Молчать, – прошипел он. – Всем заткнуть рты. Быстро капсулы на капот! Автоматчики выразительно поиграли затворами, Ганс начал валиться на землю, и только жёсткий упор автоматов удержал его в положении стоя.