– Зачем ты наплела нам, что это интернат для глухих детей?
– Чтобы выставить вас идиотами. И потом, мне нужно было потянуть время, чтобы у всех осталось впечатление, что на момент убийства я была за кулисами.
– Тебе это удалось.
– Мне всегда всё удаётся. Всегда! Всё! – закричала Лаптева.
Я вдруг отчётливо увидел, что она ненормальная. И удивился, как я раньше не замечал этот лихорадочный блеск в глазах, этот истерический хохот, эти беспорядочные, невротические движения её лица, рук, головы.
Вспыхнул свет.
Все зажмурились. Только я во все глаза смотрел на Лаптеву, да резиновая женщина бессмысленно таращилась в потолок.
На столе царил полный разгром. Вперемешку с обглоданными костями валялись недоеденные куски хлеба, крошки, куски помидоров и пучки петрушки, которые в темноте, очевидно, не смогли донести до рта. Уткнувшись лицом во всё это безобразие, на столе спал дед. То ли рассказ Викторины его не увлёк, то ли местная водка обладала убойной силой, а может возраст – восемьдесят семь лет, – сделал своё дело и Сазон заснул в самый ответственный момент.
– Ну хорошо, – Беда вышла из-за стола и уселась на подоконник, – Оскар Васильевич погиб из-за того, что увидел то, чего ему видеть не следовало. Но Мария Ивановна! Её-то за что?!
– За то, что она читала твои детективы! Нет бы «Войну и мир» читать, – улыбнулась Лаптева. – Нашла, дура, чем восхищаться! Нашла, у кого автографы просить! Меня аж передёргивало, когда ты на стенах расписывалась! Тоже мне… звезда деревни. А если серьёзно…. Если серьёзно, то мне показалось забавным, если бы везде, где появляется наш автобус, находили задушенных директоров интернатов! Вот это загадка, вот это гуманитарный рейс! По моим расчётам, мы все должны были попасть под подозрение. Нас должны были таскать на допросы, мурыжить в местной милиции, а Марик тем временем спокойно сделал бы с нашим автобусом всё, что ему было нужно. Мне плевать, что ему было нужно – обыскать автобус, найти какие-то капсулы, подменить их или украсть, – плевать! Лишь бы всё поскорее закончилось, и мы уехали на Мальдивы… Я хотела помочь ему. Кто же знал, что из психушки сбежал опасный преступник и всё спишут на него! Кто же знал… – Викторина взяла со стола кость и стала её обгладывать. Зрелище показалось мне отвратительным, и я отвёл взгляд. – А вы, придурки, – с набитым ртом сказала Лаптева. – Вы были так увлечены своей творческой встречей в Бобровниково, что не заметили, как я улизнула на пять минут в интернат. Вот уж точно, хочешь остаться незамеченной – сядь на самое видное место! Когда все начали задавать вопросы, я встала и, пригнувшись, ушла. Директриса была в своём кабинете. Она очень торопилась и искала какую-то специальную ручку, чтобы подарить её любимой писательнице. Увидев меня, эта дура решила, что все её потеряли и заголосила: «Ой-ой, я ещё только в столовую забегу, мне тортик там обещали для фуршетного стола!» Мне не пришлось раздумывать, чем её задушить. Я ещё раньше приметила, что на директрисе янтарные бусы, намотанные в три ряда. Такие бусы обычно бывают на леске, поэтому Мария Ивановна показалась мне лёгкой добычей. Я зашла сзади и затянула петлю из янтаря. Но эта старая мымра вздумала сопротивляться! Да так, что я думала – всё, не справлюсь. Жира в ней было сто пудов. Шею-то сразу и не перетянуть! Я её когда душить начала, она и не подумала задыхаться. Кружили мы с ней по кабинету, кружили, кресло уронили, ерунду всякую на пол сшибли, пока она за сердце не схватилась. Вот тогда-то я её и придушила! Потом порядок в кабинете навела, из сумки кошелёк вытащила, деньги взяла. А чего добру пропадать? Там и было-то всего полторы тысячи рублей…