«Заявление Харела повергло меня в шок, – вспоминает в своих мемуарах Зеэв Авни. – Я был уверен, что «Моссад» не может выдвигать подобные обвинения против высокопоставленного сотрудника МИДа без всяких оснований, и решил, что у них вполне достаточно фактов для моего ареста. Значит, нужно было выиграть время, понять, какими фактами против меня они располагают и уже на основании этого выстроить линию защиты. И я решил признать справедливость их обвинения, но ни в коем случае не открывать им известные мне тайны.
Был еще один момент, который толкнул меня именно на такой шаг. Я понял, что нахожусь на явочной квартире, где они могут сделать со мной что угодно. В том числе и убить, и никто об этом не узнает. Поэтому мне хотелось как можно скорее оказаться в обычной тюрьме, где я бы чувствовал себя более защищенным…»
Однако Харел не спешил и после сделанного Зеэвом Авни признания вдруг заявил, что если тот сейчас расскажет все о своей деятельности против Израиля, то он не станет его даже арестовывать – сразу после этого Зеэв отправится домой, а затем, возможно, и вернется на работу в Белград. Самое любопытное, что, говоря все это, Харел был искренен: он надеялся, что Зеэва Авни можно перевербовать и превратить в двойного агента. Но Авни решил, что Харел хочет воспользоваться его замешательством и обмануть его, а потому от предложенной сделки отказался.
Сразу после этого Исер Харел покинул эту квартиру, а Зеэвом Авни занялся Амос Манор. Манор начал говорить с Авни, исходя из предположения, что тот, как и другие советские разведчики, был завербован с помощью угроз и шантажа. Но вскоре он понял, что речь идет о куда более крепком орешке, так как Авни-Гольдштейн действовал, движимый глубокой верой в то, что за ним стоит высшая правда и он делает поистине святое дело.
В результате вместо допроса у них получилась жесткая идеологическая дискуссия, в ходе которой Манор и Авни вдоволь накричались друг на друга. Наконец в два часа ночи Амос Манор осознал, что ничего от Авни не добьется, и вызвал своих сотрудников. Те велели Авни раздеться донага, тщательно обыскали его самого и его одежду, а затем вернули ее ему без ремня и шнурков для ботинок. После этого Зеэву Авни накинули на голову мешок, вывели его из явочной квартиры и доставили в тюрьму в Рамле, где ему предстояло провести еще немало лет.
Вести следствие по делу Зеэва Авни поручили одному из самых опытных израильских полицейских – молодому полковнику Иегуде Прагу.
Спустя несколько недель Праг на основе весьма скупых показаний Авни составил и передал в суд обвинительное заключение. Сам суд состоялся 13 августа – спустя всего месяц после ареста Авни.