— Эти сведения — уже что-то! — заметил Ярош. — Адреса, где жил Нетахатенко в Харькове, губотдел не сообщает?
— Нет.
— Одному надо ехать в Харьков. Тамошнее ГПУ поможет. А второму — в Щербиновку, может, кто-то и что-то знает о брате Нетахатенко? Офицер, фронтовик. Если такой служил батьке Усенко — мог далеко пойти. Надо знать связи Степана Нетахатенко. Где-то после пожара он отсиживается! — предложил план действий Ярош.
Иван Спиридонович согласился:
— Я тут Жихаря покручу. А вы, Тарас Степанович, с Сурмачом решайте, кому куда.
— Я могу и в Харьков, — сказал Ярош. — Город знаю, когда-то жил там.
— Ну что ж… после похорон и отправляйтесь, — одобрил начальник окротдела.
— Выжидать двое суток, пока доберется из Одессы отец Бориса? Это неразумно. Выезжать надо сегодня же, в крайнем случае завтра, утренним поездом.
Ласточкин подумал и согласился.
— Тогда в дорогу, Тарас Степанович.
Он отпустил Яроша и попросил остаться Сурмача, вынув из стола рапорт.
— Ну, что я тебе могу сказать про твое творчество, — прикоснулся он кончиками пальцев к краешку листа. — С огоньком написано. Только подумал ты про то, кому это надо, чтобы из ГПУ ушел опытный, хваткий чекист?
Стыдно Сурмачу.
— Но Ольга… Это она предупредила тогда в Журавинке Семена Воротынца… Выходит, Борис по ее вине…
Пристукнул Ласточкин ладошкой по столу:
— Слышу, с чьего голоса поешь. А вот Борис считал, что тогда в Журавинке Ольга выкорчевала корни, что связывали ее с дурным прошлым. Но остался крохотный обрывочек. Он-то и стал всему причиной. — Ласточкин осторожно повернул Аверьянов рапорт так, чтобы тот смог его рассмотреть и прочитать. — Впрочем, чужой в этом деле — не советчик. Спроси у своей совести. Только не спеши, пусть перегорит на душе. А рапорт я пока оставлю у себя.
На том дружеская беседа закончилась, начался деловой разговор.
Аверьян рассказал о приглашении Демченко.
Иван Спиридонович посоветовал:
— Поезжай к Василию Филипповичу. Человек он дотошный, по пустякам беспокоить не стал бы. А я тут подниму всех на ноги, попробуем спять с поезда твоего нищего с бородавкой па носу.
Отпуская Сурмача, Ласточкин спросил:
— А где же твой шустрый помощник?
— Ждет па улице.
— Проведи, — распорядился Иван Спиридонович. — Хочу порадовать мальца. Договорился в окрисполкоме, чтоб его братву устроили на работу: кого в извозчичью артель, кого на хлебопекарню. Двоих — в механические мастерские.
Сурмач хорошо знал, как тяжело было в стране с работой. Кончилась война — появились биржи труда, где с утра до поздней ночи толпились люди. Они хотели одного — работы. Но ее на всех не хватало. Война разорила деревни, обездолила города. Правда, минувшим летом на полях поднималась пшеница, а не желтоголовая сурепа, понемногу и заводы принимались за дело.