— Знаешь, сколько надо денег, чтоб каждый день быть сытым? Думаешь, так даром живет и дышит человек? Даже за дерьмо твое расплачиваюсь я своим потом!.. А где деньги, что ты подработал здесь, в лавке? Ну, непутевый?
Дядя Стелиос имел в виду, конечно, не жалованье, он ни гроша не платил своему племяннику. Но Тимиос получал иногда чаевые за услуги, оказанные покупателям, и, скопив несколько драхм, тут же тратил их на что-нибудь съестное.
— Так ты ничего не добьешься. Вот я, например, тридцать лет был на побегушках в бакалейной лавке, чтобы стать потом тем, кем я стал. Если бы ты не был обжорой, то уже сейчас накопил бы немало. Обжорство — смертный грех, в Библии об этом сказано…
— Дядя! — перебил его Тимиос.
— Чего тебе?
— Если начнется война, будут с неба падать бомбы?
— А что же еще? Конфеты, что ли? Слыхал, что творится на свете? Скоро все сгорит дотла.
Лавочник нахмурился, его хитрые глазки впились в мешки с фасолью. Он покачал сокрушенно головой.
— Дядя! — окликнул его опять Тимиос.
— Чего?
— А деньги сгорят?
— Какие деньги?
— Да вы же говорили, что я должен копить деньги.
— Всегда ты был недоумком. Ничего ты не наживешь.
— А зачем это нужно? Дядя, а можно нажиться в войну?
При таком вопросе лавочнику ничего не осталось, как почесать в затылке.
— Что ты путаешь разные вещи? Дурак, — пробурчал он.
Теперь Тимиос окончательно был сбит с толку. Как же так, все вокруг сгорит дотла, а он должен откладывать по грошу, чтобы через тридцать лет открыть бакалейную лавку и обсчитывать покупателей? И если бы он даже не был таким обжорой, то по своей тупости все равно не мог понять дядю.
На ночь дядя Стелиос ради собственного спокойствия запирал парнишку в лавке. В доме вполне бы нашлось для него местечко, но лавочница хотела сплавить мальчишку куда-нибудь подальше. По этому поводу однажды разгорелся страшный спор, потому что дядя Стелиос сначала и слышать не желал о том, чтобы оставлять племянника на ночь в лавке.
Тогда на него набросились жена и дочери.
— Чтоб он ночевал в лавке? — отбивался он от них. — Господи, вы совсем спятили! Ведь это чума настоящая! Он сожрет весь товар.
— Папа, мы ждем жениха, — сказала Фросо, младшая дочь.
— Какого жениха?
— Адвоката! Он придет к Евангелии! — завопила лавочница. — Мы должны принять его как следует! А эта деревенщина будет мозолить глаза.
— Еще одного ученого подцепили! Теперь он потребует царское приданое! Я ему ни гроша не прибавлю к тому, что выделил прежде для врача.
— Прибавишь, хоть и лопнешь от злости!
— Торговец сыром не угодил вам.
— Кого-нибудь другого ты не позаботился подыскать? — презрительно заметила его толстая супруга.