— Силачи… Золотари… Совпадений — куль с охапкой, а посмотришь — хрен под шапкой! — буркнул сердито Тартищев, но скорее для порядка, чем для устрашения. Окинув суровым взглядом свою гвардию, неожиданно хлопнул ладонью по столу и с торжеством в голосе произнес:
— Были там золотари! Всенепременно были! Амбре стояло просто замечательное! При мне начальник тюрьмы окно пытался плотнее закрыть и жаловался, что не ко времени выгребную яму прорвало.
Пришлось золотарей вечером вызывать, а не ночью, как обычно!
— У золотарей в слободке его надо искать, непременно у золотарей! — Иван вскочил на ноги и обвел всех возбужденным взглядом. — Прохор или нет, но именно там его хаза!
— Вот и действуй! — усмехнулся Тартищев. — Поднимай весь личный состав по тревоге. Золотари в слободку к утру возвращаются. Назначаю облаву на четыре ноль-ноль! Конечно, самое собачье время, но и служба у нас собачья! — Он потер затылок. — На всех дорогах и тропинках агентов выставить! В слободку запускать всех, но чтоб муха из нее не вылетела, блоха не проскочила! — Он поднялся с кресла и сказал совсем уж весело:
— Ну, Алешка, если хлопнем сегодня золотаря, я тебе свой «смит-вессон» отдам! Помяни мое слово! — И постучал по столешнице костяшками пальцев. — Дай бог, чтоб не сглазить!
Рыгаловка… Так называли в Североеланске слободу золотарей. Находилась она в низине, в двух верстах от города. Как ручьи в болото, спускались вниз по холму с десяток кривых и грязных улочек. Над Рыгаловкой всегда клубилось зловонное облако. К вечеру оно словно распухало, увеличиваясь в размерах. А чуть-чуть туман упадет или сразу после дождя — жуть берет!
Ворочается желто-белая тяжелая масса, словно откормленная к Рождеству свинья, и вонь тоже стоит соответствующая… Поэтому горожане объезжали Рыгаловку за версту. И осмеливались здесь селиться разве что самые отчаянные, самые что ни на есть изгои, которые больше пятака сроду в своих руках не держали. Голь перекатная! Рвань коричневая! Потому как из одежды на них лишь «смена до седьмого колена», где сквозь дыры просвечивает голое тело, а заплаты не ставят вовсе… Не из чего ставить заплаты!..
В четыре утра слобода жила развеселой жизнью.
В тумане двигались людские тени, мелькали возле мутных, как в бане, огоньков. Золотари возвращались со своего промысла и, прежде чем залечь в своих берлогах, толпились около местных торговок, столь же оборванных и вонючих, как их покупатели и кавалеры.
Они сидели на огромных чугунах или корчагах, не давая остыть своим зловонным кушаньям, откликаясь на скабрезные шутки хихиканьем и не менее скабрезными присказками. Здесь торговали жареной протухшей колбасой, кипящей в железных противнях над жаровнями, тушеной картошкой с прогорклым салом, щековиной, горлом, легким и завернутой рулетом коровьей требухой — рубцом, которую в Рыгаловке нежно называли «рябчиком».