День двадцать девятый
7.15 утра
— Телеведущий, телеведущий, телеведущий, телеведущий, машинист.
— Машинист? — Сержант Хупер удивленно поднял глаза.
— Извините, ошибся. Тоже телеведущий.
Старший инспектор Колридж шлепнул на стол толстую папку с делами подозреваемых и снова повернулся к экрану установленного в углу кабинета большого телевизора. Последние два часа он просматривал пленки вразнобой, без всякой системы.
Гарри на экране раскинулся на зеленом диване. Незадолго до этого была нажата кнопка «пауза», и кадр застыл. Но даже если бы магнитофон продолжал крутиться, картинка бы не изменилась: Гарри так же лежал бы в своей излюбленной позе — почти не двигаясь, раскинув ноги и левой рукой лениво почесывая яйца.
На его левой лодыжке распластал крылья полустершийся синий орел. Орел категорически не нравился Колриджу. Неужели тупой говнюк и выскочка Гарри полагает, что у него есть нечто общее с этой гордой, благородной птицей? Инспектор нажал на «воспроизведение», и Гарри заговорил:
— Лучшая команда английской Премьер-лиги — это десять недоумков и одна огромная горилла в нападении — обычно какой-нибудь черный.
Колридж старался не отвлекаться, но сосредоточиться не удавалось. Сколько чепухи способен вытерпеть мир? Мы все несем иногда несусветную чушь. Но обычно сказанные всуе слова словно растворяются в воздухе, и нет их, проехали. А эти — увековечены навсегда. Более того, превратились в улику. И он обязан их слушать.
— Десять идиотов упорно пасуют горилле в надежде, что тот обведет защиту и закатит мяч в ворота.
Мир уже слышал эти блистательные откровения. Их передавали в эфир сраженные наповал сенсационностью подобных высказываний режиссеры программы «Любопытный Том». Слова «черный» и «горилла» в одной фразе создавали на экране потрясающий эффект поистине «реального» телевидения