Если бы у ее родной мамы было такое гадкое грязное рыло, то к теще на блины супруг Антонины Трофимовны ходил бы в свинарник.
Большое рогатое чудище гигантскими скачками унеслось вслед за маленьким хвостатым.
– Господи! – пробормотал Цапельник.
Он непроизвольно воздел руку для крестного знамения, но в последний момент подкорректировал жест и ограничился тем, что обмахнул лицо, разгоняя дурной запах паленого. Госпожа Зайченко тихо поскуливала в темном углу. Прошло не меньше минуты, наполненной удаляющимися хрипами, стуками, топотом и лязгом, прежде чем в проклятом подъезде зазвучали человеческие голоса.
– Антонина Трофимовна! – хрипло воззвал Цапельник. – Знаете, что я думаю об этой чертовщине?
– Не знаю и знать не хочу! – с трудом отдышавшись, ответила госпожа Зайченко. – Послушайте лучше, что думаю Я!
Она нетвердой поступью жертвы кораблекрушения прошлась по площадке, выбралась на крыльцо и остановилась, прислоняясь к косяку и с умилением глядя на чуждого всяческой чертовщины пенсионера Герасимова, занятого простым и понятным делом.
– Я думаю, что этот спектакль в ТЮЗе вовсе не так уж плох! – сказала Антонина Трофимовна, подрагивающими руками разрывая в клочья бумагу с некомплектным набором подписей.
– Да-да, – охотно согласился Цапельник, носком ботинка спихивая с крыльца неаккуратные бумажные лохмы.
Определенно, скандальный спектакль был не настолько плох, чтобы ради его отмены иметь дело с компанией чертовой Баси Кузнецовой!
Каюсь, скорбь по поводу утраты, постигшей дружный коллектив нашего рекламного агентства, не лишила меня ни аппетита, ни сна. Пополдничав папулиными вчерашними профитролями, я завалилась поспать и давила подушку до позднего вечера.
В девять с минутами позвонил Денис. Он виноватым голосом уведомил меня, что криминогенная обстановка в нашем городе по-прежнему далека от идеальной, в связи с чем милицейское начальство в очередной раз посылает эксперта-криминалиста Кулебякина в ночное.
– Ну, и иди ты! – двусмысленно ответила я.
Ситуация, когда любимый меняет бурную ночь со мной на беспокойную тусовку с опергруппой, давно утратила значение героического подвига и уже не вызывала ничего, кроме раздражения.
«Я же говорю, имеет смысл завести себе еще майора – на смену капитану!» – напомнил о себе беспринципный внутренний голос.
Я вздохнула и посмотрела в окошко, смутно надеясь увидеть во дворе серебристый джип, хозяин которого при обоюдном желании вполне мог заменить моего штатного капитана. Но увидела нечто другое: в сгущающихся сумерках за окном беспокойно маячила бледная круглая рожа, не принадлежащая ни одному из моих знакомых. И тот факт, что маячила она на высоте седьмого этажа, побудил мой внутренний голос вновь вспомнить Карлсона: