— Вам понравилось? — спросила она, когда вечер закончился и все вышли из зала на Университетскую набережную — прямо в белую ночь, где парили над Невой мосты, точно тушью вычерченные в голубом воздухе.
— Нет, — ответил, поднимая воротник, Александр Петрович. — Всё это не то… Понимаете, не о том они пишут!
— Вы, наверное, чем-то расстроены? — спросила Татьяна Михайловна.
Александр Петрович закурил, глядя на жёлтый купол Исаакиевского собора.
— Ничем я не расстроен…
— По-вашему, не пишут у нас хороших книг?
— Не знаю…
— Но ведь когда-нибудь напишут?
— Конечно, — впервые улыбнулся Александр Петрович. — Я вот и напишу…
Гектор родился через полтора года. Татьяна Михайловна и Александр Петрович долго думали, как назвать ребёнка. Александр Петрович хотел назвать девочку Ксенией, а мальчика Вениамином. Но сразу после родов жены Александр Петрович угодил в больницу с приступом аппендицита, а Татьяне Михайловне не нравилось имя Вениамин. Оно напоминало ей слово «веник». «Гектор Александрович Садофьев» — гордо записала Татьяна Михайловна в свидетельство о рождении. Ей было очень смешно, что сын её, который пока только орал да пачкал пелёнки, уже числится в зелёном документе с гербом по имени-отчеству.
— Редкое имя… Защитник родного очага, храбрый воин, верный муж… Когда я читала «Илиаду», я влюбилась в шлемоблещущего Гектора и возненавидела Ахиллеса, Пелеева сына…
— А может, будем звать его просто шлемоблещущим Гришей? — уныло предложил Александр Петрович. После операции он похудел, а под глазами синели круги.
— Нет, — ответила Татьяна Михайловна, снисходительно глядя на мужа. — Ты, Саша, сейчас похож на юного Вертера… Тебе вырезали какой-то паршивый аппендицит, а я родила сына… Весом в три шестьсот! И вот ты ходишь бледный, скорбный, охаешь, а я не сплю ночами, стираю пелёнки и ношусь в эту чёртову молочную кухню… Так кто из нас должен выбирать имя для мальчика?
— Ты пользуешься моментом, — вздыхал Александр Петрович. — Проклятый аппендицит!
— Ничего подобного! — смеялась Татьяна Михайловна. — Просто сейчас такая ситуация, когда стало ясно, кто из нас на что способен…
— А Сарпедон, Одиссей, Агамемнон? Чем тебе эти имена не понравились? — спросил муж и, не дожидаясь, что ему ответит Татьяна Михайловна, ушёл на кухню, которая напоминала парусный бриг, столько пелёнок висело на верёвках. На кухонном столе стояла машинка Александра Петровича, и оттуда до поздней ночи раздавался её стрекот.
Через неделю в газете, где работал тогда Александр Петрович, появился его юмористический рассказ под названием «Крестины». Там речь шла о глупой молодой матери, которая назвала дочь не то Писистратой, не то как-то ещё. Рассказ с удовольствием читали в метро и в автобусах. Даже передали по радио. Татьяна Михайловна кормила Гектора, а диктор читал на всю комнату этот рассказ, и интонации его были отвратительными, а голос каркающим. Словно противный грязный ворон летал по комнате и хлопал крыльями. Татьяна Михайловна почувствовала себя тогда опозоренной и преданной.