Апполоний задумчиво слушал Валерия. Эней же, разложив папирус на столе, молча читал трагедию величайшего поэта Греции.
Муска, выслушав юного патриция, молвил:
— Послушай, Валерий, законы дружбы и гостеприимства велят мне подарить тебе эту рукопись. Гости Апполония переглянулись.
— Это самый дорогой подарок, который я когда-либо получал, друг мой, — молодой аристократ подошел к Апполонию и, держа его за плечи, от души расцеловал. — Спасибо… Не забуду твоей щедрости, друг мой. И в знак моей признательности возьми и от меня дар.
Валерий снял с пальца драгоценный перстень и приподнес его Апполонию.
— Я не могу взять это, — Муска, польщенный до глубины души, боялся даже притронуться к перстню.
— Не обижай меня, прими этот холодный камень! Разве он может сравниться с поэзией Еврипида? — юноша с улыбкой настаивал на своем.
— Будь по-твоему. Раз уж мы стали друзьями, я возьму этот перстень.
Друзья проговорили еще полтора часа и рассказали друг другу еще не одну историю. За окнами стало совсем темно.
— Проводи нас немного, друг мой, — Валерий засобирался на виллу. — Того и гляди, шею свернешь на вашей лестнице.
Два друга покинули гостеприимного хозяина, тот еще долго смотрел им вслед, в непроглядную тьму, теребя за холку тихо скулившего пса.
Через два дня Валерий получил записку от Фабии. Матрона писала, что непременно желает видеть юного друга.
«Сегодня я жду тебя в девять часов. Встретимся в беседке, той, что находится в розарии.
Целую, милый. Твоя Фабия».
Последние слова письма юноша лишь пробежал глазами, словно это относилось не к нему.
В девять часов после восхода солнца — время, считавшееся римлянами особенно благоприятным для принятия бани, Фабия сидела на персидской подушке и обмахивала себя изящным зеленым веером. Беседка, в которой находилась знатная матрона, была скрыта от любопытных глаз многочисленными гирляндами цветов.
Петроний Леонид, как обычно в эти часы, купался в бассейне капуанской бани, расположенной вблизи храма Юпитера. Фабия сама видела, как он сел в лектику, и шесть стройных рабов вынесли его за ворота дома.
В беседке, кроме самой Фабии и старой служанки, беззаветно преданной своей госпоже, никого больше не было.
— Памфила, — обратилась матрона к рабыне. — Посмотри, не идет ли сюда молодой человек.
Служанка выбежала на тропинку и, заметив юношу, идущего по направлению к беседке, быстро побежала к своей госпоже.
— Идет, идет, — улыбаясь беззубым ртом, закудахтала старая рабыня.
— Подай мне зеркало! — Фабия в нетерпении протянула руку и, схватив полированный металл, всмотрелась в свое отражение. Волосы уложены сзади в великолепную прическу, щеки слегка подрумянены, ярко алели губы, в ушах серьги из жемчуга, на шее драгоценное ожерелье, а глаза… Фабия считала, что ее глаза и так привлекательны и не требуют поэтому никаких искусственных красок.