Но Дита лень пресекла на корню. Она тут же назначила вахтенными самых ярых «зевунов» – Дягилева и Паршина, а сама, воспользовавшись тем, что Демьян освободил довольно уютное местечко у борта «колесницы», отправилась спать.
Вторая половина дня также не принесла изменений обстановки. Но ближе к вечеру зоркий Ар'рахх заметил легкий дымок позади группы – примерно в пяти километрах, на дороге, по которой они проехали.
– Погоня? – полуутвердительно уточнила Дита у первого пилота. Однако Демьян благоразумно промолчал. «Дымок» мог быть чем угодно – даже случайным столбиком пыли, поднятым неожиданным вихрем. Однако нужные распоряжения отдал.
Юрий, которого у штурвала заменил Дягилев, выдернул пулемет, перенес его на корму транспортного средства. Рядом стал Женя; после некоторого раздумья – и Ар'рахх. К внезапному нападению сзади звездные рекруты были готовы.
Начались предгорья. Стемнело.
Непроницаемая чернь накрыла сверху узкую каменистую дорогу, высокие деревья, суровыми молчаливыми стражами сопровождавшими инопланетников и их скрипучую и трескучую «колесницу». Мощные прожекторы машины отогнали далеко в стороны черные щупальца горной ночи, и теперь она испуганно прятала свои гибкие конечности в глубоких ямах, оврагах, разломах, в густых зарослях черного горного леса.
Тяжело груженая мотоповозка медленно двигалась вперед, отвоевывая у хозяйки ночи новые пространства, но одновременно возвращая ей то, что было отнято у неё раньше.
По мере удаления громкоголосого агрегата в сторону гор щупальца властелины тьмы обнимали, возвращали себе каменистую тропу, по которой недавно прокатились каучуковые колеса незваного и неожиданного в этих местах «гостя».
Проходило еще немного времени, треск мотора растворялся где-то далеко впереди. Ночь вновь становилась единственной хозяйкой всего пространства между равнинами, зажатыми между каменными складками гор, вздыбившимися к небу.
Александр прекратил рассматривать лес вдоль дороги, закрыл глаза, очень медленно и осторожно повернул тело на спину. Вновь надсадно заныл обрубок левой руки, не давая ни уснуть, ни забыться.
Заречнев понял, что уснуть не сможет, открыл глаза, бросил взгляд в бездонное небо, усеянное редкими здесь звездами.
Для него бодрящий ночной воздух кромосянских предгорий был как лекарство, как снадобье, возвращающее силы в его искалеченное тело. Пришло запоздалое сожаление.
Землянин сокрушался не из-за того, что спас жизнь малышу, его «грызло» другое.
Ему неожиданно стало казаться, что он все-таки смог бы «выкрутиться» из той ситуации без потери руки, без увечья.