Костер догорал. Ярко светились угли. Харьков поднял пачку снимков, чтобы бросить в костер, но руки не разжались.
— Не надо! Не надо! — заговорили люди. — Как-нибудь унесем!
Материалы сложили. Распределили по трем рюкзакам. Люди уснули с тревогой за завтрашний день. Но к тревоге сегодня светлой струйкой примешались надежда и вера. Вера в спасение.
А над тайгой стояла ночь. Одна из тех ночей, когда небо опускается близко к земле, когда звезды горят ярче, когда ощущение нескончаемости жизни необычайно сильно охватывает человека. Люди очерствели от лишений. Они прижимались к земле, точно искали в ней тепло и понимание, столь им необходимые в эти дни. Но и сон не приносил им полного забвения. Тревога волнами входила в него…
Под утро костер угас. На лохмотья спящих людей упала роса. Тайга цепенела в безмолвии.
Первым, как всегда, проснулся Харьков. Огляделся. Из-за гор сочился утренний свет, наполняя лесные просторы голубоватой студеной дымкой.
Не поднимаясь, он ощупал раны на ступнях, они затянулись за ночь твердой коркой, даже легкое прикосновение вызывало нестерпимую боль. Харьков на четвереньках дополз до кострища, разгреб пепел и на тлеющие угли бросил сушняк. Потом разбудил своих несчастных товарищей.
Люди с трудом очнулись. Явь не обещала им ничего отрадного, все понимали, что с каждым днем они приближаются к роковому концу, что этих дней у них остается совсем мало.
И все-таки в них жила еще надежда, теплилась вера в то, что Харьков спасет, вызволит их, совершит чудо.
Отряд продолжал путь на хребет.
Подъем затянулся. Еще плотнее сомкнулась тайга. Сваленные бурей деревья, гнилой колодник, чащоба, заросли папоротника, все, что в другое время никто и не заметил бы, теперь стало серьезным препятствием.
Земля манила на мягкую мшистую подстилку, обещая покой. И людям, хлебнувшим так много горя, хотелось оборвать мучительный путь, прилечь на пахнущую прелью землю, прижаться к ней исстрадавшимся телом и уснуть, не тревожась больше ни о чем. Но жизнь в них еще теплилась. И они шли.
Харьков думал теперь об одном, только об одном — перебраться за водораздел. Он убедил и себя, и спутников, что за ним, за этим пологим, как спина сытого медведя, хребтом их ожидает спасение.
Подъем оказался крутым и долгим.
Впереди неожиданно открылся просвет. Путники ползком выбрались на поляну. Двигаться дальше не было сил.
Какова же была их радость, когда они увидели перед собой густые заросли голубики! Спелые черно-синие ягоды гроздями свисали с веток, словно нарочно их здесь рассыпала чья-то добрая рука. Забыв про все, они рвали ягоды, жадно ели их. И только после первых минут радости, когда немного привыкли к обилию голубики и каждый понял, что не надо торопиться, ягод хватит на всех, — люди вспомнили про боль и усталость.