— Ну, вот и первый подарок Селиткана! — сказал Харьков. По губам и подбородку стекал черный сок.
Надо было хорошо отдохнуть перед последним подъемом. Все стащили сапоги, чтобы подсушить раны и хоть немного утишить боль.
И час, и другой они ели голубику, переползая от куста к кусту. Совсем ослабевшего Абельдина кормили поочередно. Он брал ягоду с ладоней товарищей губами, жевал, не чувствуя вкуса, не терзаясь голодом. Ел потому, что ели все, потому, что так надо.
Они разломили пополам последнюю лепешку. Одну часть разделили на всех. Абельдину сверх того дали еще кусочек сахару. Он вместе с лепешкой спрятал его за пазуху. Кто знает, что побуждало его запасаться: инстинкт, а может быть, у него уже не было потребности в пище.
Стали собираться. Абельдин сам идти не мог.
— Мы не оставим его, — шептала Татьяна, задыхаясь от слез, — он же умрет здесь один…
Виктор Тимофеевич и Борис подняли Абельдина и, поддерживая за поясной ремень, повели дальше. Шли, припадая к стволам, спотыкаясь.
Лес стал редеть. Путники выбрались на край прогалины, остановились передохнуть. У дальних гор тлело закатное солнце. Изредка набегал теплый, пряный ветерок, нанося запахи поздних цветов. Внизу, где густо синела тайга, оставленная позади, клоками поднимался и таял туман. И среди этого величественного покоя угасающего дня, среди нетронутой природы — странными и чудовищными казались эти четыре оборванных человека, с трудом поддерживающих друг друга.
Впереди показался верх водораздела. Начались россыпи. Тут стало еще хуже. Камни ползли под ногами, ступни бессильно скользили по голым и скользким крутякам…
Километр этого подъема показался длиннее всего пути, пройденного каждым с рождения. Уже ясно обозначилась водораздельная седловина, она рядом, рукой подать, но ни у кого уже не было сил двигаться.
— Река близко. Давайте идти. На реке поживем. Сохатого завалим. Да и птицы там много, — говорил Харьков.
— Да, да, давайте идти. Я чувствую, если еще посижу, то никогда больше не встану, — поддержала его Татьяна.
Собрав остатки сил, шаг за шагом они стали подниматься. Крутые места брали ползком. Абельдина тащили сообща. Часто припадали к холодным камням с единственным желанием — забыться.
Путники выбрались наверх и огляделись. Солнца не было. Погасла заря. Только небо еще ярко голубело, обливая полусветом серые россыпи водораздела. Все притихло в ожидании ночи. Впереди за ближними лиственницами лежало глубокое ущелье, до краев залитое густой синевой. Именно туда и вел свой отряд Харьков. Но дня не хватило.
Еще усилие, еще час борьбы — и последние двести метров до кромки леса были преодолены ползком.