Сделали небольшой балаган, накрыли его корьем. Полог порезали на латки. Над костром устроили сушилку для рыбы. Натаскали запас дров, соорудили заслон от ветра. И табор с днями стал похож на стоянку первобытного человека.
Селиткан, убаюканный теплом, млел от безводья, припадая к каменистому дну, все еще злился, ворчал. И чем больше обнажались валуны, тем недоступнее становилась река.
И вот тогда и пришла Харькову новая спасительная мысль — а что если дождаться ненастья? Вода прибудет, накроет шиверы, мелкие пороги, валуны, и тогда… Да, если вода поднимется, есть шанс проскочить. Есть! Наверняка проскочат! Нет, не зря он свернул к Селиткану, не напрасно притащил сюда спутников. В лагерь Харьков вернулся радостно возбужденным.
Ему поверили и на этот раз. Люди видели, как он сиял, как он загорелся, говоря о новой возможности, словно свершилось чудо и смертельная опасность отступила от них.
Лагерь ожил.
Тот, кто когда-нибудь стоял рядом со смертью, кто знает, что такое обреченность, поймет радость этих людей. В эту ночь впервые за все двадцать с лишним дней пути на стоянке долго не смолкал громкий говор.
Уснули спокойными за завтрашний день.
Только Виктор Тимофеевич бодрствовал. Он лежал у костра, следя за язычками пламени, перепрыгивающими по уголькам.
Восторг прошел, надо было спокойно одному разобраться, действительно ли все обстоит так, как показалось вначале, и нет ли в этом решении скрытой роковой ошибки?
Ему виделся Селиткан в полноводье, в бешеном разбеге, срывающий островки, своенравно меняющий русло, катящий камни, несущий вырванные деревья…
Плот будет для него игрушкой. И опять пришли тягостные сомнения. Нет, решения своего он не изменит. Он был рад, что людей удалось обнадежить, и сделает все для укрепления этой надежды.
Над резным краем тайги занималось утро. Крошечная пеночка будила своей немудреной песенкой огромный старый лес. Ранний гость — ворон — не замедлил явиться. Он по-хозяйски облетел стоянку, хрипло прокричал, уселся в ожидании на вершину старой ели.
— Не к добру эта чертова птица. Патрона жалко, а то ты у меня покаркал бы тут! — досадовал Харьков.
Ворон наведывался каждый день, терпеливо ждал, когда уберутся со стоянки люди…
Седьмой день отряд отсиживается на берегу притаившегося Селиткана. Люди отдохнули, посвежели. Поджили раны на ногах, но ходить толком еще никто не мог. Ждали дождя. Надеялись на реку. Верили Виктору Тимофеевичу.
Абельдин быстро поправлялся. Начал ползать. На пятый день впервые приподнялся на ноги, стал передвигаться, цепляясь за ветки, опираясь на валуны. Учился ходить, как ребенок.