– Смешно! - Буркьелло недовольно покачал головой. Потом он подошел вплотную к Мезомеду и почти шепотом произнес: - Вы решили совсем загубить свою карьеру? Я дам вам хороший совет. Если уж вы попали в это болото, хотя бы не шевелитесь. Я, конечно, могу вас понять. Я тоже когда-то был молод и честолюбив.
«Могу себе представить», - вертелось у Мезомеда на языке, но он смолчал и вместо этого вежливо возразил:
– Речь идет не о честолюбии, синьор старший прокурор, а исключительно о законе и справедливости.
Буркьелло бесстыдно усмехнулся.
– Праведники должны много страдать. Так написано в псалмах.
– В псалмах случайно не написано, что право должно оставаться правом?
– А вы упрямец, доктор Мезомед. Остается только надеяться, что упрямство не приведет' вас к гибели. - В голосе старшего прокурора появились угрожающие нотки.
Мезомед почувствовал себя героем американского гангстерского фильма, в котором прокуроры всегда продажны и бессовестны.
Тут зазвонил телефон. Буркьелло снял трубку:
– Ргопго!
Мезомеду показалось, что его начальник отчитывается перед своим собеседником.
– Нет, - с подобострастием говорил старший прокурор, - это просто ошибка… Конечно, я об этом позабочусь и лично проконтролирую… Простите за беспокойство… Передайте поклон его высокопреосвященству!
Он повесил трубку и, повернувшись к Мезомеду, сказал:
– Вот так. Мы, надеюсь, поняли друг друга.
Двое суток государственный секретарь Филигшо Гонзага провел в Апостолическом дворце, в своих личных апартаментах с затемненными окнами. Он отказывался от пищи и никого к себе не пускал, даже личного врача понтифика, которого позвал на помощь кардинал Моро. Гон-заге хотелось побыть одному.
Ему трудно было вернуться к реальности. К тому же время от времени у кардинала начинались приступы сильного озноба; от дрожи сводило руки и ноги, как будто его тело находилось под высоким напряжением.
Как только тряска прекращалась, Гонзага вновь пытался собраться с мыслями. «Кто стоял за похищением?» - эта мысль не давала ему покоя. Врагов у него было достаточно, но лишь немногие интересовались Туринской плащаницей.
Он вспоминал искаженный громкоговорителем голос и какие-то обрывки разговора; на ум приходил тот факт, что у похитителя наверняка было теологическое образование. Именно этот факт и беспощадность происходившего указывала в первую очередь на Аницета - главу братства Fideles Fidei Flagrantes.
Если кто и знал о подлинности плащаницы, то, скорее всего, магистр. Гонзага лично вручил ему плащаницу, когда приезжал в замок Лаенфельс. И при этом речь тогда шла об оригинале, а не о копии. В этом Гонзага был уверен. По крайней мере, имен но это полотно хранилось в Ватикане. Он собственноручно вынул плащаницу из сейфа и обернул ее вокруг туловища.