— О чем беседовали? — Константин Алексеевич заметил лежащий на столе конверт, взял в руки, начал рассматривать. — “Петроград, адресный стол…” Кого это вы разыскиваете?
— Так, одного человека. — Слава забрал у отца письмо и спрятал в карман.
— Ну-ну, дела секретные! — засмеялся Константин Алексеевич, отщипывая и жуя хлеб. — Так о чем разговор?
— Мы говорили о разных специальностях. Кто кем будет, — ответил Слава.
— Гм! Ну и кто куда?
Константин Алексеевич посыпал в суп перца, хлебнул.
— Генка говорит, что комсомолец не может быть музыкантом.
— Я этого не говорил, — запротестовал Генка.
— Как — не говорил?!
— Что я сказал? Я сказал, что, кроме музыки, надо иметь еще какую-нибудь специальность.
Генка слукавил обдуманно: знал главный предмет разногласия между Константином Алексеевичем и Славой.
— Ай да Генка, — сказал Константин Алексеевич, — молодец! Специальность обязательно надо иметь. В жизни нужно на ногах стоять твердо. А там пожалуйста, хоть канарейкой пой.
— Все же я буду музыкантом, — сказал Слава.
— Пожалуйста, кто тебе мешает! Бородин тоже был композитором, а ведь химик… — Константин Алексеевич отодвинул тарелку, вытер салфеткой губы. — Не обязательно быть именно хорошим химиком. Можно и другую специальность избрать, но чтобы ремесло было настоящее.
— Разве музыка, живопись, вообще искусство — не ремесло? — возразил Слава.
— Только ремесло это такое… как бы тебе сказать, воздушное. Константин Алексеевич пошевелил в воздухе толстыми пальцами.
— Почему же воздушное? — не сдавался Слава. — Разве мало людей искусства прославили Россию: Чайковский, Глинка, Репин, Толстой…
— Ну, брат, — протянул Константин Алексеевич, — то ведь гиганты, титаны, не всякому это дано.
— Я согласен со Славкой, — сказал Миша. — Если он хочет быть музыкантом, то и должен учиться на музыканта. Вот вы говорите: он должен получить специальность. Значит, он пойдет в вуз, станет инженером, а потом это дело бросит, будет музыкантом. Зачем же он тогда учился, зачем на него государство тратило деньги? На его месте мог бы учиться кто-нибудь другой. У нас не так много вузов.
— М-да… — Константин Алексеевич задумчиво крошил пальцами хлеб. — Не сговориться, видно, мне с вами…
Он встал, заходил по комнате.
— Я ведь не бирюк, понимаю. В молодости в спектаклях участвовал, чуть было актером не стал… Вот и жена у меня актриса. Я понимаю, молодость она всегда жизнь за горло берет… — Он шумно вздохнул. — И мне когда-то было четырнадцать лет. А кругом жизнь — дремучий лес. И моя мать, помню, все меня жалела: как, мол, ты один будешь пробиваться… “Пробиваться!” Слово-то какое! — Он рассек кулаком воздух. — Пробиваться!!! Биться!!! Вот как… Я молод был, думал: “Ага, вот хорошее место есть, как бы мне его заполучить”, а Миша говорит: “Ты, Слава, зря в вузе места не занимай, на этом месте другой может учиться…” Другой. А кто этот другой? Иванов? Петров? Сидоров? Кто он? Родственник его, приятель? Он его и в глаза не видел! Ему важно, чтобы государство инженера получило. Вот он о чем печется.