Милиционер раскланялся. Юноша Виталий оказался сообразительным.
— Вы, наверное, хотите компенсацию? — спросил он дрожащим голосом, старательно намекая как бледностью организма, так и несчастным выражением лица, что много С него не возьмешь. Ну нам много и не надо.
— Хочу. Давайте, я пишу заявление, что не имею к вам претензий, и живите себе спокойно. Но вы за это достаете мне мобильный телефон…
Виталик страдальчески закатил глаза.
— …только на то время, что я в больнице. Фрукты, йогурты — вы ж понимаете, — то, что здесь дают, есть невозможно, и знаете, вот еще что…
Смерть Марины Иван переживал очень тяжело. Из дома не выходил и почти не вставал с дивана. Лежал, повернувшись лицом к стене, и пытался ответить на бессмысленный вопрос: "Почему?" Пожалуй, его состояние более всего напоминало депрессию.
Время от времени он вставал, брел к телефону и звонил Рехвиашвили. Однако застать Сергея на работе — дело не из легких, а его мобильный все время был занят. Дозвониться удалось только к вечеру.
— Есть новости? — спросил Иван.
— Ты как там? — Сергей был встревожен, это чувствовалось. Он не помнил такого, чтобы Иван на два дня выпадал из жизни, да еще в момент прохождения важнейших проектов.
— Нормально.
— Когда появишься?
— Не знаю.
— Вань, ты давай возьми себя в руки. Хочешь, я приеду?
— Нет. Скажи, из милиции есть какие-нибудь известия?
— Приходила девочка, я тебе говорил, вне-штатница, и мужик потом. Имей в виду, я им не рассказывал о том, как Роман скандалил в тот день из-за Нефтепрома. Кстати, Вань, мне показалось, они пытаются найти у нас мотивы для убийства и очень интересуются, кому Роман на фирме мог помешать. Подумай об этом, тебе сейчас полезно, встряхнешься.
— Да всем он мешал, это известно. А они считают, что за это убивают?
— Что-то же им надо считать. Давай, Вань, приходи в себя. Извини за банальность, жизнь продолжается, и какие твои годы. На меня можешь рассчитывать, если что.
— Спасибо. Я позвоню. И ты звони, если будут новости.
Иван вернулся к дивану, лег. Ничего не поправить… Он ведь разминулся с ней в какие-то двадцать минут. А если бы встретил, то что? Что, действительно? Сказал бы: "Не ходи туда!" Да она бы не послушалась. Но кто же, черт побери, ее убил?
Иван готов'был дорого заплатить за то, чтобы узнать это. Он так и сказал себе: "Я все сделаю, но узнаю".
Виталик принес и телефон, и фрукты, и косметику, и книги. С остальным можно было не торопиться. Доедая второй килограмм персиков, я думала, что и в дорожно-транспортных происшествиях есть своя прелесть. Соседки по палате посматривали на него сочувственно, а на меня неодобрительно, принимая, видимо, за мелкую вымогательницу. Да и ладно. Теперь было важно вытурить их из палаты и позвонить маме и сестре Даше. А то ведь мои трепетные коллеги, обнаружив потерю (я себя имею в виду), первым делом попытаются, движимые самыми добрыми чувствами, разделаться с моими родственниками и доведут-таки маму до инфаркта, а Дашку до нервного срыва.